— Перестань, – в глазах у неё стояли слёзы. Она глянула на меня с укором, а у меня ухнуло всё внутри, потому что захотелось обнять, утешить, умолять… хрупкая, у неё такая хрупкая душа, а я расколотил вдребезги. — Ты был прав. В тех твоих словах всё было правдой, я просто не признавалась себе, просто думала, что всё хорошо, верила в то, что мой час придёт, но это… ты был прав, во всём во всём. И талант, Кость, ну, где ты? Ты знаешь, ты молодец, правда, ты добился, чего хотел. А я просто… не надо. И прощения, Кость, я же тоже обманула тебя, тоже не признавалась в том, что у меня семья, что я не свободна… я обманывала тебя. И я старше, я тебе и здесь не сказала ничего. Не надо… я не обижена, честно-честно…

И это её “честно-честно” — как-то же уже обидел её, до тех самых последних написанных мною ей слов, почти семь лет назад. Понял тогда, что задел, расстроил, а она прислала улыбающийся смайлик и вот это “честно-честно”.

Я вгляделся в её профиль, во вспыхнувшие щёки…Семья? Муж и дети? Возраст? Она врала? Нет, я же не спрашивал. Мы разговаривали только о творчестве. Выдумывали себя. И… Я знал. Я знал, что она не свободна, догадывался, несмотря на то, что она так свободно общалась, но в ней был надлом, которым я дышал, в ней было тепло, в которое я кутался, в ней была безграничная поддержка моей писанины, которую я ценил больше, чем чью-либо и в итоге всё раздолбал к херам.

Она хотела встать и уйти, а я не пустил, не отпустил руку, которую держал. Она плакала, в реальности плакала и мне было больно от её слёз, а ведь думал, что закостенел, что уже не пронять меня, не задеть, взрастил циника внутри. При этом и сам не знал, когда стал таким мерзавцем, словно душа умерла.

Но какая душа? Я её продал, когда пошёл на поводу у желания зарабатывать, а не творить. Пытался доказать, что творец не всегда голодный и бухой, что можно быть… каким? Хрен — нельзя. Надо делать так, как говорят, и тогда будет тебе счастье, а на то что ты там хочешь – плевать! Мне даже запретили писать в течении десяти лет книги под своим реальным именем, точнее писать-то пиши, но выкладывать — про это забудь. По хорошему на бумажке – десять лет Константин Горов не существовал, как и не согласованные с агентством мои производные, и не имел никакого права двигать своё собственное творчество.

И вот соприкоснулся с тем, что было той моей реальностью. Полной этой самой души, тепла, нежности, надлома и поддержки. И я отчаянно захотел этого, вернуть, снова ощутить.

Потянул её руку на себя, резко, она не удержалась и я поймал, поймал и прикоснулся к шее, отпустил руку, обнял за талию. Вдарило так, что сам не поверил, ничего же особенного, но притянул к себе и поцеловал – у неё вкус кофе с карамелью и слезами. Безумие этого момента было острым, уничтожающим меня в ничто. Вот сейчас опьянел, вот тут уже водка была водой…

Она выдохнула мне в губы, совершенно сметающий меня стон.

— Звёздочка, – я бы не смог отпустить, если бы попросили. Не смог. Сейчас просто наплевать – окунулся в потрясающие сознание чувства. Голову вырубило, внутренности скрутило. Офигенное чувство пацана.

Она запаниковала, снова ворвался во взгляд страх, диковатый, но я видел, что внутри билось желание, она откликалась. По сути мы были незнакомцами, но при этом знали друг о друге очень много, странно – не личных фактов там, а эмоции, слова, которые складывали в предложения, задевая друг друга, даря чистые чувства радости, сопереживания, поддержки, любви… я её любил. Своё маленькое доброе приведение. Любил безумно и, когда потерял, обидев, себя уничтожил вместе с ней. И именно это стало отправной точкой, откуда начал свой путь ненавистный мне Владислав Горелых.