– Я отнесу её к себе, – растерянно пояснил Гай. Ему было очень тяжело, больно и неловко с девушкой на руках. Но помочь он так и не попросил. Включилось внутреннее чувство, что этого делать не нужно. – Я живу в этом доме. Она будет в безопасности.

Человек в плаще громко, неожиданно и непонятно крикнул в дождливое, шумное небо:

– Скурда, сука!

Гай понял, что это ругательство. Словно облегчив себе этим криком жизнь, незнакомец повернулся к нему и уже спокойно сказал:

– Я чувствую, что Лидушка в безопасности. Так что – оревуар, предатель.

Он мог бы взмахнуть плащом и исчезнуть, Гай и в этом случае не удивился бы. Чем-то этот спаситель напоминал Гаю Кита. Неуловимо-загадочным. Такое исчезновение было в духе Кита. Но человек в чёрном просто зашёл в арку и растворился в запахе дождя, вымывающего из туннеля ароматы мочи и затхлого времени. Гай проводил его взглядом и охнул. Боль в боку возвращалась. Он мимолётно вспомнил несуществующую луну – прекрасное и порочное женское лицо над ними всеми, и тут же забыл.

– Лида, – сказал он беспамятной девушке. – Я сейчас что-нибудь придумаю. Подождите немного.

Гай виновато опустил её опять прямо на землю, но если бы он не сделал этого, то непременно бы выронил, настолько жгло и крутило в боку. Сел рядом, зажимая рукой больное место, и стал судорожно думать, откуда просить помощи. Лида, не раскрывая глаз, вдруг глухо заговорила:

– Оставьте меня. Эта боль возвращается. Сначала в голову. Затем – в ноги. Ледяные гибкие корни прорастают сквозь мои руки. Рот заливает вода. Я возвращаюсь вместе с болью…

Гаю очень хотелось, чтобы она замолчала. Конечно, это был просто бред, но настолько ирреальный, что ему показалось, что его сейчас тоже оплетёт этими корнями, Гай даже упёрся руками в землю, чтобы нащупать затягивающие побеги, словно они действительно вот-вот должны появиться. Скрипнула подъездная дверь. На пороге показался чей-то смутный силуэт.

– Эй, – крикнул Гай, и превозмогая боль махнул рукой, привлекая внимание. – Нам нужна помощь.

И тут зажегся уличный фонарь. Светом, как всегда тусклым, но Гаю показалось, что в темноте вспыхнули мириады ярчайших лампочек. Он зажмурил глаза от неожиданности, а когда открыл их, то Лиды около него не было. И дождь тоже прекратился.

На следующий день Гай всё-таки пошёл к Мирре, несмотря на то, что каждый шаг давался с трудом, а на боку разливался зловещий чёрный синяк. Только уже на Немцовском мосту, осознав, что движется медленно, но верно в сторону Замоскворечья, испугался, но назад не повернул. Мост переходил быстро, почти зажмурившись, чтобы не смотреть на бликующие в закатных лучах тёмные воды. Помнил, как манила его кривая девочка-ваганька скрыться в страшном веселье речной глади.

Уже в неторопливых сумерках вышел к мрачному, нависающему над тротуаром непривлекательному дому постройки тридцатых сталинских годов. Гай остановился около тяжёлого парадного крыльца, немного подумал, заглянул за угол. Набираясь смелости, посидел немного в скверике около небольшого, но милого фонтана, и скоро умиротворился до такой степени, что уже был готов, если не ко всему, то ко многому.

Наверное, в этом имелся особый смысл, так как, когда Гай уже совсем решил, что может идти навстречу ещё одному непонятному приключению, он вдруг услышал приближающийся звон. Словно кто-то катал в сумерках мелкие круглые предметы. Звон то удалялся, то приближался, то стихал, то набирал силу. Он не слышался как прямая угроза, просто в тишине приливами и отливами что-то побрякивало, но Гаю почему-то стало очень не по себе.