Иногда, думая о том, что трахаю чужую жену и мать трехлетнего малыша, я чувствую себя погано, но чаще стараюсь не обращать внимания на муки совести. К моим годам у каждого из нас набирается столько грехов, что, если начать переживать из-за всего подряд, можно слететь с катушек.

– Мне надо быстро пообедать и работать. Сука-первородка должна ощениться. Хочу сходить ее проверить, – я натягиваю футболку и тянусь к ремню.

Не люблю, когда футболка не заправлена.

– Работа, работа, – ворчит Татьяна, садясь на край дивана. – Зачем ты столько впахиваешь, Андрей? От работы дохнут кони. У тебя же все есть. И денег куры не клюют.

– Таня, ты забываешься, ты здесь тоже на работе, между прочим, – напоминаю ей.

– Какой строгий начальник, – девушка разводит в сторону бедра и отодвигает пальцем свои трусики. Я вижу ее багровую плоть, которая еще не восстановила нормальный цвет после нашей бешеной скачки. – Накажешь меня?

Член против воли оживает у меня под бельем, но я качаю головой.

– Тань…

Вздохнув, девушка встает и подходит к окну, которое выходит на задний двор.

– Чьи это вещи сушатся? – спрашивает она.

– Нашей кухарки.

– Кухарки? – оглядывается Татьяна. – С каких пор у тебя есть кухарка?

Я поправляю подушки и собираю диван – не терплю, когда он разложен.

– С недавних.

– И откуда она взялась? – девушка пересекает комнату и становится напротив.

На ней по-прежнему только белье, светлые волосы растрепаны, губы, которые я недавно целовал, опухли, а кожа вокруг них выглядит воспаленной.

– Я дал объявление, – я поглаживаю щетину над верхней губой.

– И где же ты ее поселил? – распаляется моя любовница.

– В доме. У нее своя комната, – мое лицо остается невозмутимым.

– Вот оно что… – кивает Татьяна. – И как мы с ней будем делить твою постель? Дашь нам по полставки, Боголюбов? – она скрещивает руки на груди.

Я начинаю терять терпение.

– Я с ней не сплю.

– Тогда что она тут делает?! – сердится девушка. – Я не понимаю! Ты столько времени обходился без кухарки, а теперь она тебе вдруг понадобилась? Ты меня совсем за дуру держишь, да?! – кричит она.

– Таня, я не держу тебя за дуру. Но и оправдываться не собираюсь. И впредь выбирай тон. Дома так будешь разговаривать со своим мужем. Одевайся, я сказал. Мне некогда болтать, – добавляю голосу стальных ноток.

Сверкнув глазами, девушка хватает одежду и быстро одевается.

Проводив Татьяну, я прикрываю за ней дверь и смотрю на фотографию на стене.

Вот так вот я и живу, Оля.

***

За обедом сегодня тихо. Разговор с Викой не клеится. Она отвечает односложно, иногда бросая на Клима суровые взгляды. Но моему парню до лампочки. Он просто ест. И я даже начинаю завидовать его умению в любой ситуации абстрагироваться от происходящего. У меня так не выходит. Я чувствую себя виноватым перед Викой да и перед Климом тоже. Только что я должен был ему сказать?

Нет. Пусть все идет, как идет.

Война план покажет.

Встав из-за стола я благодарю Вику за обед. Клим уже тоже поел, но из кухни не выходит. Поймав его просящий взгляд, я ретируюсь. Надеюсь, он найдет слова, чтобы успокоить Вику и извиниться за вчерашнее.

С ним мы встречаемся только вечером у загона для беременных сук. Сейчас там только одна собака породы акита-ину – бедняжка Тара. Измученная беременностью и летним зноем девочка лежит на спине, позволяя мне массировать ее живот, где шевелятся щенки.

– Как у нее дела? – с беспокойством спрашивает Клим, возвышаясь над нами.

– Все никак не начнется, – я оглядываюсь на него. – Ты видел, я оставил в гараже буклеты. Что-нибудь приглянулось?

– Я видел.

Клим хмурится. Знаю, ему не нравится обсуждать свое будущее, но сейчас мне проще прикинуться дурачком, чем копаться в мотивах.