До меня доносятся голоса первых пляжников. Пара в возрасте, взявшись за руки, подходит к воде. Старик идёт неспешно, прихрамывает. Оба оживлённо беседуют, чему-то смеются.

Понимаю – вот мой ответ! «Ты ещё многое можешь сделать!» – звучит в голове голос Анхи.

Подходя к мосту, прячу руку в карман. Вдруг снова дрожать начнёт? Но привычный тремор исчез. Под мышкой – здоровенный подсолнух. Специально полез в тот же двор, псы давно сдохли, преследовать меня было некому. Только сосед-старичок таращился в окно – не мог, наверное, понять, зачем прилично одетый мужчина рвёт штаны на заборе. Хотя полицию вызывать не стал. Решил не связываться с психом.

Издалека узнаю её – Катя опирается о перила моста, смотрит вдаль. Упрямый профиль на фоне вспоротого закатом неба. Сердце пропускает удар. Борюсь с навязчивым желанием свернуть в боковую улочку и сбежать. Но вспоминаю Анху, её кропотливую работу, чувствую незримую поддержку. Кто-то всё время пёкся обо мне, дураке. Направлял, подсказывал, прощал. Я не имею права давать задний ход.

Замираю перед Катериной, с нескрываемой жадностью рассматриваю её лицо, мне интересна каждая мелочь, я так долго отказывал себе в этом удовольствии. В уголках её губ прячется улыбка, глаза горят, как на первом свидании.

Рядом крутится мальчишка лет семи – с непослушным светлым вихром, веснушками на щеках. Ребёнок заговорщически смотрит на меня, подмигивает. Катерина улыбается всё шире и переводит взгляд с меня на мальчика и снова на меня.

Последним в этой компании я наконец понимаю, что связывает нас троих. Выгляжу сейчас, наверное, как тот старик в окне. Но растерянность постепенно проходит. Я вручаю сыну подсолнух, беру любимую за руку.

– Пойдём!

Тяну их прочь от моста. Хватит с нас высоты и прыжков в пустоту. Мы ведь просто можем вместе ходить по земле. Жаль, ушло столько времени, чтобы понять эту нехитрую истину.

Боковым зрением вижу Анху, девушка ободряюще кивает и снимает с нас теперь уже ненужную страховку из светящихся нитей.

Сижу на краю ямы, от нечего делать разглядываю трубу. Старая, чугунная. Кожух из пакли обвис, и по трубе расползается пятно ржавчины. Отвожу взгляд – а то скоро течь придётся устранять.

Достаю из пакета «Улисса». Привет из прошлой жизни, мой якорь. Половины страниц нет – порваны, потеряны, стёрты. Но в целом старина Джойс неплохо держится – корешок и обложка пока на месте. Погружаюсь в чтение.

– Работнички! – бубнит пожилая женщина и, опираясь на палочку, обходит яму. – Второй месяц без отопления!

Застёгиваю оранжевую робу. Чёрт, действительно холодно. Но ничем не могу помочь. У меня дома и того хлеще. Обои висят лоскутами, диван сломан, стёкла в трещинах. Меняю стеклопакет, а за день новая сетка появляется. Бывает красиво – похоже на снежинки. Посуда, понятное дело, давно разбилась. Ем из пластиковой. А к пятнам на штанах и рваным свитерам привык. Поначалу за Пирата беспокоился, но псу хоть бы что: здоровый, как телёнок, с ног валит, когда бежит встречать. Большой, лохматый, глупый.

Перестук каблучков. Девушка с интересом поглядывает. Симпатичная, лицо доброе. С такой хорошо кутаться в один плед и пить глинтвейн. Не про меня история. Хотя иногда думается, к чёрту всё. Но к чёрту не получается. Всё остаётся здесь, со мной. Заставляю себя отвести взгляд. Вовремя. Девушка поскальзывается, падает, ойкает. Сломала каблук.

Отворачиваюсь. Не жди, красавица, не подойду. Ты ещё хорошо отделалась: ноги, руки целы.

Приезжают ребята – как водится в нашей бригаде, с утра уже навеселе. Спрыгивают в яму, долго возятся с инструментами.