…Пока она выкладывала на стол йод и крем, яблоки и булки, соль, лаврушку и зубочистки, Антонина тихонько вздыхала. А когда из сумки показалась завёрнутая в бумагу лилия, лицо у неё просветлело, как будто помолодела лет на десять.

– Спасибо, Анечка, спасибо вам, порадовали так порадовали! Словно Первомай… Пойдёмте теперь кушать. Я тоже не обедала, вас ждала…

***

Пообедав из красивого, старинного, разномастного, но начищенного до блеска сервиза, Аня перемыла тарелки с обколотыми краешками, вытерла изящные чашечки без ручек и аккуратно водрузила на полку узорчатое блюдо в россыпи мелких трещин.

– Очень вкусно, – отдала она должное нежному пюре и сочным, поджаристым котлетам. – Антонина Ивановна, я, пожалуй, за тетради сяду. Хочется закончить с проверкой, пока у самой из головы урок не вылетел.

– Конечно, – засуетилась Антонина, освобождая огромный стол, накрытый бархатной розовой скатертью с густой бахромой. Убрала вазу с засохшими ветками, сдвинула стопку старых пыльных книг и журнальных подшивок (Ане показалось, она заметила «Работницу» и «Науку и технику»), раздёрнула тюль – в воздух взвилась пыль, запахло старым паласом, давно не открываемым гардеробом, книжным шкафом, стареющим в кладовой…

Аня чихнула и стала вынимать из сумки тетради своих пятиклассников. Сколько ж их тут! Это сегодня ещё не все на уроке были…

С тоской обозрев цветную горку разлохмаченных, в испачканных обложках (а то и вовсе без них) тетрадей, она устроилась, как на насесте, на хлипком коричневом стуле с полукруглой спинкой.

– Сделать вам чаю? – предложила Антонина.

– С удовольствием. А если сделаете кофе – буду обязана до конца жизни.

Антонина нахмурилась.

– Вы такими словами не разбрасывайтесь, Анечка, – негромко велела она. – Шутка шуткой, конечно…

Аня незаметно закатила глаза. Эта старушка то пугала, то смешила, то вводила в ступор.

– А вы сегодня днём заходили? – вдруг прежним тоном спросила Антонина. – Я слышала сквозь сон, дверь хлопала…

– Да, забегала. Забыла… книжку записную, – зачем-то соврала Аня.

– Ну, занимайтесь, – вздохнула Антонина как-то неодобрительно и, сгорбившись, пошла к дверям. – Занимайтесь. Маруся обещала прийти к семи.

«Весь день сегодня про Марусю, – без всяких эмоций подумала Аня и погрузилась в мир точек, лучей, отрезков и натуральных чисел. – Как наказание за то, что ненавидела все эти отрезки в своё время. История повторяется дважды… Второй раз – в виде фарса…».

***

С тетрадями она расправилась только к сумеркам. Выйдя из учительского транса, Аня обнаружила, что у неё тяжело и тупо болит голова. Отчаянно хотелось принять горячий душ, но, насколько она могла судить, в распоряжении её был лишь замшелый колодец, можно сказать, почти на улице.

Она содрогнулась, представив ледяные струи. Словно отзываясь на её мысли, снаружи пошёл дождь. С первых капель он застучал дробно, хамовито и агрессивно. Небо окончательно заволокло – видимо, уже до утра.

Аня покрутила головой, разминая шею, хрустнула пальцами и, пошатываясь, выбралась из-за стола. В кухне глухо бормотал телевизор; уютно и сытно пахло доходившим апельсиновым пирогом. Антонина, кажется, иногда перекидывалась репликами с диктором, а может, говорила сама с собой.

Аня цапнула со спинки дивана своё полотенце, вышла в сени, нащупала в темноте галоши и толкнула чёрную дверцу. Та не поддалась. Аня толкнула сильнее, но дерево только натужно хрупнуло; посыпалась труха. Аня в сердцах пнула по двери изо всей силы, так, что соскочила калоша. Створка жалобно всхлипнула, и что-то грузно грянуло по деревянным доскам. Наклонившись, Аня разглядела тяжёлый железный замок, всунутый в ушко.