Мэтр Лоран еще раз молча поклонился.
– Потом возвращайтесь во дворец… Лейтенант Минц, друг мой, прошу позаботиться, чтобы этого бесценного синьора проводили ко мне. К тому времени найдется кабинет, где его будет ждать проклятая почта. – Лучано снова посмотрел на разумника. – На все приглашения нужно ответить вежливым отказом, счета просмотреть, сделать для меня краткую выписку и отправить их для оплаты синьору Томасо Баккара, моему банкиру. На личные письма я, разумеется, отвечу сам. Ну а после этого мы, надеюсь, выпьем чашку шамьета и обсудим условия вашего найма. Если не договоримся, заплачу вам за беспокойство и проделанную работу. Вас все устраивает, мэтр Лоран?
– Вполне, ваша светлость.
Отвесив прощальный поклон, разумник отступил на шаг и исчез в коридоре, причем шагов по паркету Лучано так и не услышал, из чего следовало, что ходит синьор по-кошачьи мягко. Да и двигается, кстати, так, словно его учил кто-то вроде мастера Лоренцо – легко, точно и скупо, ни одного лишнего движения.
«Интересный мэтр, однако! Впрочем, учитывая, что рассказал о нем Вильмон, это неудивительно. Не пойдет на работу лично ко мне, приберу его к рукам на королевскую службу, – решил Лучано. – Все равно собирался искать разумника в дополнение к боевику и некроманту. Кстати, почему меня не встретил Лионель?!»
– Синьор Джастин, – обратился он к камердинеру, молча обнимающему притихшего Дани. – Вы, случайно, не знаете, где лорд Саграсс?
– Знаю, милорд, – склонил голову тот. – За час до вашего возвращения, когда лорд Саграсс обычно появляется на службе, он прислал письмо и на словах известил, что сегодня вынужден опоздать. У него умер отец.
– Ну наконец-то старого мерзавца Баргот побрал! – вырвалось у Лучано, и он тут же смутился: – Простите, Джастин…
– Исходя из того, что мне известно, милорд, я склонен с вами согласиться, – спокойно ответил камердинер. – Хотя лорду Саграссу-младшему, разумеется, выражу соболезнования. Впрочем, теперь он уже старший и глава рода. – Что, несомненно, пойдет Саграссам на пользу, – пробормотал Лучано, увидев наверху стопки то самое письмо. – Синьор Джастин, я ничего не понимаю в ваших обычаях, Лионелю можно чем-нибудь помочь?
– Похороны – дело родственников, милорд, не беспокойтесь об этом, – сообщил камердинер. – Разве что небольшой отпуск для улаживания дел будет уместен.
– Тогда сейчас же отправлю к нему пажа, пусть не беспокоится… Перлюрен! Ах ты чудовище! Наглый мохнатый негодяй! Идиотто! Путта бамбино!
Спрыгнув с подоконника, вереща и цокая, пушистое ядро врезалось в Лучано и немедленно попыталось вскарабкаться ему на руки. Перлюрен, конечно, не рыдал, как Дани, но хватал его цепкими лапками за штанины, тыкался мордой – и Лучано показалось, что за прошедшие три дня паршивец подрос и растолстел, невзирая на лето! – и выглядел совершенно, великолепно, прямо-таки непристойно здоровым! Лоснился даже и пах… корицей и сдобой!
– Опять ограбил кухню, – бессильно вздохнул Лучано, отцепляя увесистую мохнатую тушку от многострадальных штанов и подхватывая енота на руки. – Ну вот что мне с тобой делать? Не стыдно тебе передо мной и Дани, а?
– Мне кажется, милорд, – почтительно подсказал камердинер, – вы преувеличиваете возможности этого животного. Боюсь, он и способность испытывать стыд… как бы это сказать… существуют в разных мирах относительно друг друга.
– Иными словами, не пересекаются, – опять вздохнул Лучано. – Как что-то там в геометрии… Ну что ж, синьор Перлюрен, никакого вам печенья в ближайшее время! И никаких апельсинов! Извольте обходиться яблоками и прочей обычной едой! Охотно верю, что вы скучали и тосковали, но это же не причина так себя вести!