Лиррик почувствовал, как сила, исходящая от него, вновь возвращается, но он всё ещё был ослаблен – каждая клетка его тела словно боролась с собственной тяжестью, сопротивляясь своему существованию. В этот момент в лабораторию ворвался сквозняк, развеявший всё вокруг: свитки, записи и старинные манускрипты взмыли в воздух, создавая хаотичный танец бумаги и пера, а пронзительный звук их движения разогнал всё живое и не живое, собравшееся вокруг своего создателя.
Окинув взглядом взволнованную братию, Лиррик поднялся на колени, решив, что больше не будет тратить время. Он жестом показал всем, что с ним всё в порядке, и велел каждому заняться своими делами. Подойдя к зеркалу, он увидел всё того же черноволосого мужчину, готового свернуть горы.
– Что же, Лиррик Тредецим, – произнёс голос, тяжело и с усмешкой. – Вы выглядите просто изумительно. Позвольте узнать, как вам это удаётся? – пророкотал он, откидывая волосы, вытирая слёзы, которые, как он заметил, высохли в уголках глаз. Голос звучал весело и невозмутимо, как у пятилетнего мальчика, который только что совершил какую-то невообразимую шалость. – Сейчас не время для уныния.
Резко развернувшись, Лиррик махнул рукой двум стражам, которые непомерно отличались от остальных воинов своей грандиозной фигурой и могуществом. Эти двое были не просто высокими – они были истинными каменными великанами, казавшимися потомками древних стихий, укрощённых магией первых волшебников. Их лица, вырезанные из камня, не выражали эмоций, но в них была мягкость – детская наивность, та, что напоминала Лиррику о друзьях из детства, когда мир был простым и понятным.
Один из гигант поднял булаву, металлическая рукоять которой была украшена бронзовым навершием с выступами, напоминающими перья. Каждый такой выступ издавал царапающий звук, как скрежет стали по камню, что эхом отдавался в пустоте, наполняя атмосферу напряжённой тишиной. Второй же, ворчливо пробормотав что-то, как настоящий наставник, дал первому сильный подзатыльник, заставив его поднять оружие. Удостоверившись, что булава на месте, он схватил тяжёлый двусторонний топор, который был покрыт следами сражений и многочисленными вмятинами. Торец его рукояти украшала акулья голова, чьи острые зубы, как в поисках добычи, вгрызались в пол, оставляя глубокий след, что служил напоминанием о мощи этого оружия
– Мак, подними топор, и не думай, что кто-то другой за тебя всё починит, – произнёс Лиррик, прыгая на третью ступеньку винтовой лестницы. Ступени были выложены из аккуратно составленных кип книг, чьи переплёты пахли старой кожей и чернилами, и вели они в узкий коридор, соединяющий лабораторию с парадной столовой. – Возьми Кая и отправляйтесь в башню обсерватории, к покоям магистра Хенрика. Мы будем ломать его дверь! – добавил он с улыбкой, в которой скрывалась не просто решимость, а некое злорадство, переплетающееся с удовлетворением от предстоящей мести
Он шмыгнул в тёмный коридор, где воздух был пропитан запахом влажного пергамента и тяжёлых тайн, от которых не могли скрыться даже стены. В этом месте каждое дыхание Лиррика становилось глубже, а каждый шаг – увереннее
Парадная столовая, которую он помнил с юности, была как музей живых воспоминаний, где каждое дерево, каждый камень, каждый предмет хранил следы великих событий и не менее великих людей. Стены, украшенные панелями из красного клёна, мозаики из золота и платины, вплетённые в древесные волокна, рассказывали удивительные истории о блюдах, которые когда-то готовили для величайших магистров. Янтарные буквы, слезшие с этих панелей, перетекали в ковёр из изумрудных травинок, что блестели каплями утренней росы даже в полдень