– Я не понимаю, о чем вы говорите, – произнесла она довольно сухо, но рука ее, словно помимо воли, сдавила блокнот сильнее, и жесткие уголки пронзительно впились в кожу. Она чувствовала, как ее щеки пылают от злости и унижения.

– О, неужели? – Дэш притворно удивился, а затем растянул губы в самодовольной усмешке, и в ней было что-то опасно-ленивое, словно он смаковал каждое свое слово, превращая его в отравленную стрелу. – Тогда, должно быть, мне померещилось, как вчера ночью у дверей борделя Мадам Роусон в карету садилась прелестная репортерша с такими… – как бы это выразиться? – восхитительными зелеными глазами и острым язычком. Такая… наивная и неопытная, но чертовски настойчивая, как бультерьер, вцепившийся в подол юбки.

На ее точеных скулах заиграли желваки.

– Вы следили за мной?

– Я? Следил? – Дэш разыграл невинность, но дьявольский огонек в глазах выдал его с головой. – Боже упаси! Просто роковое стечение обстоятельств. Профессиональный интерес, не более. Разумеется, я сразу же решил, что вы наведались в столь… пикантное заведение, исключительно в рамках журналистского расследования, для того, чтобы взять интервью у одной из этих бедных падших женщин. О жизни, так сказать, на самом ее дне.

Он подался вперед, понизив голос до приглушенного шепота, и в глубине его серых глаз вспыхнул зловещий блеск – тот самый, благодаря которому его репортажи раскупались, как горячие пирожки.

– Или, быть может… вас туда привел кто-то гораздо более могущественный? Например, некий мистер Николас Сент-Джон?

Имя это прозвучало в тиши кабинета, как револьверный выстрел. Вивиан с трудом заставила себя поднять подбородок и посмотреть ему прямо в глаза.

– Я занимаюсь расследованием, Уиттакер. Это моя работа.

– Разумеется, работа. – Дэш чуть склонил голову набок, и его улыбка стала шире, но вся ее игривость тут же исчезла. – Забавно, однако, что мистер Сент-Джон отнюдь не славится своей любовью к пишущей братии, особенно к тем назойливым дамочкам, которые, словно мухи, лезут туда, куда строго-настрого запрещено совать свой прелестный носик.

Он выждал тяжеловесную паузу, долгую и тягучую, как клубы табачного дыма в прокуренном кабинете адвоката.

– Николас Сент-Джон, Вив. Вы хоть представляете, кто он?

Она вспомнила экипаж – дорогой, безукоризненно отполированный, с фамильным гербом Сент-Джонов, чьи позолоченные драконы сверкали в свете фонарей, словно живые. И холодные, пронзительные глаза Николаса, изучавшие ее сквозь клубы сигарного дыма. Конечно, она прекрасно понимала, что мужчина из борделя – фигура далеко не заурядная. Но услышать его имя из уст Дэша Уиттакера…

– Николас Сент-Джон – не тот человек, которого стоит дразнить, – голос Дэша внезапно стал серьезным. – Он строит железные дороги и словно марионеток дергает за ниточки политиков. У Сент-Джона нет конкурентов. А знаете почему?

Он сделал шаг ближе, и тень от его высокой фигуры накрыла ее, словно мрачное предзнаменование.

– Он их уничтожает.

Его слова висели в воздухе, как удушливая волна летнего зноя перед грозой.

Вивиан почувствовала, как внутри все сжалось, но внешне не дрогнула.

– Такие люди не заводят знакомств с репортершами ради светской беседы.

Она стиснула зубы, но он продолжил:

– Если вы ввязались в это, Харпер, то либо вы непроходимая дура, что я считаю маловероятным, либо…

Дэш наклонил голову, глядя на нее с тем самым ленивым любопытством, от которого у нее по коже пробегали мурашки.

– Вы уверены, что хотите довести это расследование до конца, Вивиан?

Она выдержала его взгляд, и в ее зеленых глазах вспыхнул тот самый дерзкий огонь, который так раздражал ее чопорную тетушку Агату. Она неожиданно шагнула вперед и оказалась так близко, что могла видеть мельчайшие трещинки на его губах и легкую тень щетины на скулах. А он, в свою очередь, ощутил легкий запах вербены, исходящий от ее волос.