Здесь было довольно просторно, я спала на огромной кровати, по бокам которой стояли прикроватные тумбочки. Слева у стены расположился большой шкаф и диванчик, на который едва поместились бы два человека. Напротив кровати во всю стену растянулся комод с ящиками.

Не было никаких безделушек, картин или фотографий, что могло бы подсказать, в чьей спальне я нахожусь.

Всё здесь было похоже на наш мир. Не хватало только телевизора на стене.

Встав с кровати на цыпочках, боясь издать хоть какой-то звук, я подошла к зеркалу, которое висело над комодом. На моём лице не было ни намёка на ушибы и удары. Выглядела я отлично.

Я осмотрела свои ноги, живот, но не нашла ни одного синяка. Моя внешность так и осталась в улучшенном варианте, который я увидела в купальне темницы. Значит, я точно не вернулась домой, в свой мир.

На вешалке у двери висел тёмно-синий халат. Я закуталась в него и приблизилась к окну.

Не успела я рассмотреть, что находится за ним, как дверь в комнату открылась и я увидела Нину.

– Ох! – воскликнула она и прижала руки к груди. – Проснулась, наконец.

Нина вошла в комнату и закрыла дверь.

– Ты же помнишь меня? – осторожно спросила она.

Она смотрела на меня так, будто я проспала месяц, а то и больше, и вообще, словно моё пробуждение – чудо.

– Конечно, помню. Ты увела мою дочь, – я не хотела показывать своё волнение. На подсознании я чувствовала, что Нина не тот человек, который способен причинить мне вред, но и доверять ей я не могла. – Где она?

– Соня здесь, в доме. С ней всё хорошо, – казалось, что и Нина старается контролировать свои слова.

– Когда мне разрешат её увидеть? – я сглотнула, кто знает, чего мне ожидать дальше. И что это за дом. Не так давно мы сидели в уютной комнате и нам обещали защиту, а оказались в темнице, где меня били и мучили.

– Разрешат? – покачала головой она. – Тебе не нужно для этого разрешение, ты не в плену. Ты дома.

Дома. Нет, это не мой дом.

– Тогда я хочу увидеть дочь.

Нина кивнула и подошла к шкафу.

– Соня сказала, что ты вправду не носишь платья, я принесла тебе штаны.

Нина достала мне просторную кофту тёмно-серого цвета и чёрные прямые брюки.

– Одевайся и пойдём.

Выходить из комнаты она явно не собиралась, боялась оставлять меня одну.

Мне было всё равно, смотрит она или нет, а может тут целая толпа зрителей собралась? Всё это меня уже не волновало. Я скинула с себя халат, ночную рубашку и надела новую одежду.

Я развела руками, показывая – всё, я готова.

В темнице, в этой тюремной камере, мной овладел страх, пропитав болью и отчаянием. Я дала обещания дочери и не смогла их сдержать. Подвела её и себя.

Проснувшись, я поняла, что треснула на части. Я переживала за свою дочь, волновалась за неё. Но искать ответы на вопросы, почему мы тут, кто эти люди – не могла. Или не хотела.

Мы вышли из комнаты в коридор второго этажа.

Рядом с моей дверью было ещё несколько, они были закрыты, и я не видела, что находится за ними.

На полу лежали мягкие ковровые дорожки. Только наступив на них, я поняла, что иду босиком. Нина опустила взгляд на мои ноги, но я покачала головой, чтобы она даже не думала задерживаться ради поиска обуви для меня.

Мы пошли вниз по широкой лестнице. Закончилась она в большой гостиной, из которой вели двойные двери в столовую. Одна дверь была приоткрыта, и я видела, что за столом сидят люди.

Я услышала смех дочери и побежала туда. Это была кухня-столовая, где за большим овальным столом сидели Сокол, Вольг, Фёдор и моя Соня. Выскочив из-за стола, она бросилась ко мне. Остальные замерли и смотрели на нас.

Я села на колени и обняла дочь. По моим щекам бежали слёзы. Слёзы радости, что она жива и здорова. Она смеётся. Она не треснула на части как её мама.