– Всё ему: и квартиру, и гараж, и деньги, что скопила. Пусть похоронит только. А там уж как совесть ему скажет: захочет поделиться с кем из родных – пущай делится. А на нет суда нет. Что уж тут.

– А чего не детям? – Катька изнемогала под тяжестью бабкиного тела, всё больше наваливавшегося на неё.

– Так нету, – у процедурного кабинета Васильевна остановилась. – Захочешь, так расскажу попозже. Мне тут, видать, и помирать придётся. Сколько-то времечка будет – расскажу, – за уколом она хотела зайти в кабинет самостоятельно, без юной сопалатницы, но не смогла: – Вот как оно, видишь? Ноги уже из-за спины не держат.

Катька выдохнула: «Ну, перхоть!» А вслух сказала:

– Ладно, вперёд! – и задом открыла дверь, чуть не снеся медсестру, собиравшуюся на выход.

– Да!.. Твою!.. – медсестра не сдерживала эмоций. – Чтоб!..

Впрочем, Катька тоже решила не сдерживаться. Тем более обслуживающий персонал – это вам не две залётные пьянчуги.

– А я чё, за вас всех таскать должна? На своём горбу? Детям вообще работать нельзя! Это ваша обязанность! Маме позвоню – пусть жалобу на вас напишет! И за мат тоже!

– Да пусть пишет! – взъелась медсестра, но под взглядом Васильевны поникла и закашлялась. Потом разрешила, остывая – Ладно, заголяйтесь. И на будущее: не опаздывайте, я уже пять минут как закрыться должна была.

В процедурном даже не пахло – воняло процедурами. Катька была рада, что укол медсестра сделала моментально. Возмущалась только Евдокия Васильевна:

– Помедленней бы, а то ведь как насквозь! А больно – аж дыхание спирает…

До палаты они добрались еле-еле: бабка задыхалась непонятно отчего, а Катька – от тяжести бабкиного тела. На кровати свалились вместе: одна сидя, другая лёжа – каждая на свою.

Почти тут же зашёл врач. Не один. Его сопровождали двое – оба в накинутых на одежду серо-белых халатах. Все трое подошли к автоводительницам, к их кроватям.

– Можете забирать, – махнул на них врач – уже другой, не вчерашний. Он был солиден, имел профессорскую бородку, очки в толстой оправе. – Только порезы и ушибы. И очень, – врач сделал упор на этом слова, – оч-чень высокая степень опьянения. А сегодня – похмелье. Головушки болят. Но, – «профессор» развёл руками, – поболят и перестанут. Хотя… – он немного призадумался. – Их ведь в СИЗО?

– Туда, – качнул головой старший из двоих, и Катька поняла, что это полицейские.

– Я надеюсь, они там в медкабинет попадут, а не сразу в камеру? – врач киношным жестом поправил очки – указательным пальцем правой руки поднял чуть выше по переносице.

– В изолятор, – снова согласился старший и глянул на девок. – Ну, сами пойдёте или наряд вызвать?

Минут через десять, после препирательств и мата, от которого хотелось зажать уши, палата наполовину очистилась.

– Господи-господи! – качала головой Евдокия Васильевна.

– Кошмар! – высказалась и Катька. Но тут же поинтересовалась у врача: – А за что их в полицию?

– За непреднамеренное убийство, – врач картинно сложил руки на груди и присел на кровать бабки, уставившись на Катьку. – Ну-с, что у нас?

– Не-е! – заявила Катька. – Подождите! Чего они сделали? Эти! – и она красноречиво кивнула головой в сторону двери.

– Ночью катались по городу. На внедорожнике. Папином, – рассказывая, врач делал ненужные паузы, Катька морщилась: «Можно ведь и поскорее!». Впрочем, говорить с паузами для доктора было нормой. – Катались они со скоростью сто пятьдесят километров в час. Вылетели на красный. На перекрёсток. Врезались в такси. В результате таксист мёртв. Остались жена и двое детей. Жена не работает. Дети маленькие. Вот так.

– Сволочи! – выдала Катька, представив, что это они с Лоркой остались на руках у матери, а отца убили такие вот… – Убила бы!