Муж удивленно вскинул брови, когда увидел меня на пороге с охапкой книг, брошюрок и пакетом пирожков.

Я выпила только свой зелёный чай, а Володя набросился на тёщино угощение. Наверно, не ел целый день. Я чувствовала себя эгоисткой, но мне было необходимо срочно заняться только собой! Разве не это присоветовала моя мать? А я всегда была послушной девочкой.

Я взяла карандаш, ручку, все купленные книжки, простую школьную тетрадку и закрылась в спальной. Главное – овладеть ситуацией. Не позволить страхам и жалости затмить разум.

Я не знаю, сколько прошло времени, но приблизительно к полуночи в моей тетрадке появились первые записи:

Постановка цели: выздоровление!

Представить цель зримо, как уже достигнутую. Я вижу, как покидаю больницу, прощаюсь со всеми, кто мне помог. Я дарю им подарки! Я счастлива! Я чувствую свои розовые здоровые слизистые оболочки! Все отлично!

Я не буду терзаться сомнениями! Я буду терпелива и мужественна!

Я постараюсь пройти через то, что мне предстоит, как сквозь чистилище, не потеряв себя, и извлеку опыт из всего. Я познаю запредельное и больше не вернусь туда. Я отнесусь ко всему, как к фильму про другого человека.

Нужно наблюдать за всем происходящим, будто это не я, а другой человек.

Нужно взлететь над суетой сегодняшнего дня, мысленно подняться вверх, в небеса, представить себя большой белой птицей, летящей над миром.

Я – большая белая птица. Я лечу над миром. Я люблю этот мир. Я прощаю всех за нелепость и суету. Я приемлю этот мир, таким, каков он есть. Я только попробую послать сверху ещё больше добра на землю.

Володя спал на диване. Я укрыла его теплее и пошла укладываться сама. Новые книжки, безжалостно исчирканные в поисках нужных мыслей, лежали стопочкой у кровати. Тетрадку пристроена тут же. Большим белым птицам тоже надо спать.

В жизни каждого мужчины есть несколько значимых для него женщин. Он может любить их, безумно желать, осыпать подарками, но так до конца и не понять милых его сердцу дам. У доктора Пушкаревского в жизни было очень много женщин. Он их понимал. Он их тонко чувствовал. Он их видел насквозь. Он знал, как ранимы и уязвимы даже самые сильные из них. Он умел их лечить. Он чинил их, как сломавшихся кукол. Он продлевал им жизнь. Это было главным делом онколога Пушкаревского.

Вот только долгих разговоров и объяснений доктор терпеть не мог. Оперативки проводил коротко. Обход не затягивал. Старался как можно быстрее перейти к самому важному делу дня. Поэтому сам Пушкаревский никогда телефонную трубку не снимал, избегал досужих диалогов. А звонков было очень много!

Приходилось старшей медсестре Рае выполнять роль секретаря. Она знала, когда шефа лучше не беспокоить. Поэтому доктор был весьма удивлен, когда перед выходом в операционную Раиса попросила его ответить на звонок.

– Это ваши дети, – извиняющимся голосом сказала она. – Вдруг что-то срочное.

– Папа, папа! – прокричал в трубку двенадцатилетний Саша. – Можно мы с Анькой возьмем домой щеночка?

– На улице подобрали? – строго спросил отец.

– Нет, это щеночек соседский. Он такой хороший, чистенький и красивый! Мы обещаем, что будем сами за ним смотреть! Разреши, папа!

– Главное, чтоб не мешался у меня под ногами. И живёт пусть в вашей комнате, – коротко распорядился отец. – Всё у вас?

Спасибо!

– Еще звонили из мэрии, – раздался робкий голос Раи.

– Еще откуда? Говори быстрее!

– Еще из мусульманского управления. От муфтия Таджутдина.

– По каким вопросам? – голос Пушкаревского становился все более раздраженным.

– Не пояснили, сказали – перезвонят.

– Ну и пусть звонят попозже, после семи вечера. Все, меня нет!