– Нюся, могла бы ты приехать и обед приготовить? У меня гость с юга. Заедь по пути в гастроном, купи что-нибудь, – и положил трубку.

– Приедет Нюся, сварит обед. Небось, голодный с дороги.

Он вытянул ноги, сцепил между собой пальцы рук, потянулся так, что хрустнули косточки, и спросил:

– Что тебя привело в эти края?

– Хочу увидеть места, где мой отец служил. Захаров Александр Веньяминович. Был замполитом в войсковой части. Вы знали моего отца?

– Не так, чтобы очень хорошо, – после минутного раздумья ответил хозяин. – Я был начальником лагеря. А лагерей тогда здесь было хоть пруд пруди.

– Кто сидел в вашем лагере?

– В основном военнопленные. Враги народа тоже были. Их амнистировали после смерти Сталина. Когда немцев стали отправлять на родину, уголовники пошли. Мой лагерь пустым не был, – засмеялся хозяин. – Вот, твою мать хорошо помню. Она работала в библиотеке в райцентре. Хорошая баба. Жива она еще?

– Да. Отец только умер в мае.

– Ладно, ты посиди. Пойду собаку накормлю. Приедет Нюся, приготовит обед, поговорим потом.

Хозяин вышел из зала.

Кто такая Нюся, Степан так и не понял. Он поднялся с кресла и подошёл к шкафу, где за стеклом в рамочках стояло несколько фотографий. На каждой фотографии обязательно присутствовал хозяин дома и всегда в военной форме. На одной он был молод, и военная форма была ещё без погон, два маленьких ромбика чуть заметно блестели на острых концах воротника. Одна семейная фотография, на которой кроме военного были сняты симпатичная женщина, маленькая девочка с огромными бантами на голове и мальчик лет десяти. На последней фотографии хозяин был снят в форме внутренних войск, на погонах красовались по две большие звёздочки и на груди светились ордена и медали.

За фотографиями стояли книги. Новый трёхтомник Лермонтова, несколько книг из серий «Библиотека приключений» и «Пламенные революционеры» и военные мемуары. Книг на военную тему было больше, и они были сильно зачитаны. Видимо, хозяин часто перечитывал всё, что касалось давно прошедшей войны.

Степан вернулся к креслу, сел и стал прислушиваться к звукам, идущим с улицы. Где-то лаяла собака. По железной дороге прошёл состав. Дробный стук колёс напоминал автоматную очередь. Дребезжало стекло в окне, но когда состав прошел, дребезжание прекратилось и через открытую форточку комнату снова стали заполнять различные звуки. Закукарекал петух, скандально зачирикали воробьи, хрустнула задетая кем-то ветка, заплакал ребёнок, и ласково забубнил чей-то голос, кто-то включил магнитофон, прибавил звук и тут же выключил его, три раза пробили часы. От этих домашних, спокойных звуков, тепла и усталости Степан начал дремать, но испуганно проснулся от резкого и протяжного скрипа двери. Кто-то прошёл по коридору на кухню. Он в полудреме перевёл глаза на дверь, ведущую в коридор, и стал ждать. Вставать ему не хотелось, и было даже неприятно, что кто-то мешает наслаждаться покоем. Простучали каблуки по коридору, дверь в зал открылась, и вошла высокая, чуть полноватая женщина лет сорока. Черные пышные волосы были аккуратно подрезаны и закрывали только половину белой шеи. Круглое лицо было бледным, и большие чёрные глаза, оттенённые бледностью лица и ярко-красной помадой губ, смотрелись выразительно и притягивающе. Однотонное серое платье плотно облегало её тело, подчеркивая талию, чуть увеличенные бедра и наполненную грудь. Она подошла к Степану и протянула руку.

– Здравствуйте. Я Нюся, – голос её был мягким и приятно вибрировал.

– Степан, – ответил он, поднимаясь с кресла.

– Сидите, сидите. Я пойду на кухню готовить обед. А где Иван Иванович?