– Дорогая, – это обращение относилось ко мне, – пройдите вон за ту занавеску, вами немедленно займутся.

Жест и тон оказались такими выразительными, что согнутые колени разогнулись сами собой, а гудевшие ноги выпрямились и отнесли меня за упомянутую занавеску, и только там я задумалась, как сюда дошла.

– Я уже разбудила девочек, милорд, – донесся из гостиной немного приглушенный музыкальный голос. – Они сейчас же спустятся и займутся вашей, мм, подопечной.

– Миланта не подопечная.

– О-о-о, – тихонько протянула Амели, – прошу прощения, милорд.

Понимать намеки, завуалированные сдержанным тоном, хозяйка умела.

– Какого превращения вы желаете?

– Такого, на какое вы способны, моя волшебница.

Моя? Пф! Какая жалость, что у нее в гостиной нет большого и удобного стола, как у него в кабинете. Им же неудобно беседовать в привычной для Зверя манере.

– Девочки не подведут, а я отдам им соответствующие распоряжения. Так рано в доме находятся лишь Жюли и Мартина. Вы ведь помните малышек?

Наверное, в ответ последовало пожатие плечами, поскольку голоса дознавателя я не слышала.

– Ах, милорд! В который раз убеждаюсь в жестокосердии мужчин, – заворковала Амели, умело пользуясь богатым тембром голоса и говоря приглушенным, почти интимным тоном. – Жюли была в вас влюблена, а малышке Мартине вы всегда ужасно нравились.

– Жюли? – протянул сыщик, явно напрягая память.

– Вы не помните! – притворно досадуя, воскликнула хозяйка.

Конечно, не помнит, у него плохая память на женские имена, а может, и на лица, поэтому он предпочитает запоминать на ощупь.

– Ах, коварные мужчины!

К чему вся эта болтовня?

Оказалось, болтала мадам лишь для того, чтобы лестью и заигрываниями развлечь своего раннего посетителя, дабы он не досадовал на ожидание помощниц, которые по логике сами обязаны ждать прихода клиентов. Я услышала их приближение, поскольку мою комнатку отделяла не одна, а две занавески. Наверное, это было нечто вроде примерочной, с одной стороны примыкавшей к гостиной, где проводился показ всего, что предполагалось выбрать и купить, а с другой – выходившей в мастерскую, куда, щебеча, и впорхнули пташки мадам Амели.

– Кериас, – услышала я приглушенный вздох.

– Он, точно он!

Вероятно, девушки посмотрели в замочную скважину, поскольку в гостиную выходило несколько дверей. Одна могла вполне соединять комнату для гостей с мастерской.

– Мадам лишь сказала, что пришел клиент.

– Как же давно он не появлялся.

– Ох, Жюли, только не говори, что до сих пор страдаешь по милорду. У тебя ведь есть Лоран.

– Я не говорила, – приглушенно вздохнули за занавеской, одним этим вздохом подтверждая все мыслимые и немыслимые страдания.

– Ой!

– Что?

– Мадам помогает ему снять куртку, а он сегодня в форме.

Я задумалась над тем, что они назвали формой. При наших встречах дознаватель всегда носил черную кожаную куртку и того же цвета брюки. А сегодня я и вовсе не запомнила его одежды.

– Ах!

От этого восхищенного возгласа даже усталость стала отступать, зато накатило понимание, что я, жутко утомленная, жду, когда ко мне хоть кто-то заглянет, чтобы со всем рвением взяться за навязанную роль любовницы, а там мадам воркует с притащившим меня сюда мужчиной, а помощницы вовсю им любуются.

– Какие у него мускулы! – раздалось за занавеской.

– Ты даже не представляешь, – мечтательно протянула Жюли. – Они такие твердые и сильные.

Сильные мускулы, очень поэтично.

– Форменная майка очень выразительно обтягивает его грудь, а без куртки можно полюбоваться руками. Как хорошо, что дознаватели не носят модных нынче просторных рубашек. В них совершенно невозможно рассмотреть весь этот идеальный рельеф.