– Не знаю. Честно, не знаю. Директор говорит, будто родители боятся, что начнется война, и поэтому хотят, чтобы их драгоценное дитя было в безопасности. Но ведь это же глупо, правда? Я хочу сказать, люди сейчас достаточно цивилизованны и не допустят новой войны.

Джек не ответил. Дон помолчал, затем резко спросил:

– Ты согласен? Ведь не будет никакой войны…

– Может быть, да, а может, и нет, – медленно ответил Джек.

– Ой, да брось ты…

Джек сменил тему:

– Хочешь, помогу собрать вещи?

– Тут и собирать нечего.

– А зачем эта большая куча?

– А это все твое, если, конечно, ты не против. Выбери, что нравится, а потом можешь позвать других и раздать все, что им приглянется.

– Да? Послушай, Дон, я не хочу брать твои вещи. Я все это упакую и отошлю тебе.

– Не стоит. Ты никогда не отправлял посылки на другие планеты? Это жутко дорого.

– Тогда продадим их! Вот что: давай сразу после ужина устроим аукцион.

Дон покачал головой.

– Не успеем. Я отбываю в час дня.

– Ну ты даешь, парень. Не нравится мне все это.

– Ничего не поделаешь.

Дон снова принялся сортировать вещи. Несколько его друзей зашли попрощаться. Дон не афишировал свой отъезд и полагал, что директор тоже помалкивает. Но каким-то образом все о нем узнали. Он предложил им выбрать из вещей что понравится. Конечно, после Джека. Очень скоро Дон заметил, что никто из ребят не спрашивает, почему он уезжает, и встревожился. Он хотел хоть кому-нибудь сказать, что смешно ставить под сомнение его лояльность. Ведь не будет же войны! Руп Солтер, живший в другом крыле здания, просунул голову в дверь и оглядел собравшихся.

– Драпаешь, да? Слыхал-слыхал… но решил проверить.

– Я уезжаю, если ты это имеешь в виду.

– Вот-вот, это самое. Послушай, Дон Хайме, как насчет твоего замечательного седла? Я куплю его, если сойдемся в цене.

– Оно не продается.

– Да? Но ведь там, куда ты едешь, лошадей нет. Назначь цену.

– Седло принадлежит Джеку.

– И не продается, – тут же подхватил Джек Моро. – Что, съел?

Солтер не унимался.

– И еще один вопрос: ты уже завещал кому-нибудь свою лошадку?

Лошади мальчиков, как правило, принадлежали школе, но ученику, покидавшему школу, разрешалось передать свою лошадь другому. Дон быстро поднял глаза: он не подумал о Ленивчике. Внезапно он с грустью осознал, что не сможет взять смешную толстую лошадку с собой – не сможет даже проследить за тем, как о ней будут заботиться.

– Этот вопрос тоже решен, – ответил он и негромко добавил: – И здесь обойдемся без тебя.

– Кто получит лошадь? Я могу предложить хорошие деньги. Она не Бог весть что, но я хочу отделаться от своей клячи.

– Вопрос уже решен.

– Не дури. Больно уж ты обидчивый, как все едоки лягушек, и не понимаешь своей выгоды. Ну ничего, скоро вас проучат.

Дон был вне себя. Гнев душил его. «Едоками лягушек» пренебрежительно называли обитателей вечно закрытой облаками Венеры. В общем-то кличка была не слишком обидной, не более, чем «томми» для англичан или «янки» для американцев, – однако оскорбительны были тон и обстоятельства, при которых это было сказано. Все смотрели на него и ждали.

Джек вскочил с кровати и подошел к Солтеру.

– Проваливай, Солти. Некогда слушать твою трепотню.

Солтер посмотрел на Дона, на Джека, пожал плечами и сказал:

– Это мне некогда торчать здесь… но я найду время, если ты передумаешь.

Из столовой послышался гонг. Это разрядило обстановку. Несколько мальчиков направились к двери, и Солтер ушел вместе с ними. Дон задержался.

– Пошли? – сказал Джек.

– Джек…

– Да?

– Ты не мог бы взять Ленивчика?

– Слушай, Дон, я и рад бы помочь, но куда я дену Леди Мод?

– Да, пожалуй, ты прав. Но что же делать?