– Они звали её Маткой, но не думаю, что застрявшая между материальным и нет мирами, она может что-то сделать.

– Вы думаете, она существует в самом деле?

– Не бойся, то легенда, не дрожи так, – он рассмеялся, поднял руку и ухватившись за свисающую цепь потянул её вниз.

К моему удивлению глухая тупиковая стена, в которую мы уперлись, со скрежетом начала поворачиваться, обнажая за собой более узкий, но не очень длинный проход.

– Идем? – приподнял брови в вопросительном жесте. И мне на секунду показалось, что этот мужчина совсем не тот святой отец, которого я привыкла видеть. Как будто совсем другой человек, вынужденный носить маску святости.

Тесно прижавшись друг к другу, прошли по пыльному каменному полу, шурша мелкими камешками с осыпавшихся стен, и уперлись в небольшую дверь, покрытую многими слоями паутины и пыли.

– Отойди-ка, – рукой отодвинул меня в сторону, чтобы ногой выбить дверь.

С оглушающим хрустом дверь распахнулась, усеяв пол щепками.

И мои глаза, уже привыкшие к темноте, заслезились, когда яркий уличный свет ударил по ним со всей силы. Я зажмурилась и потерла их.

А когда снова посмотрела на мир, то осознание радостным вихрем закружилось в моей душе – мы по ту сторону монастырских стен. Вокруг лес, за ним очертания гор, их контуры сливались с ярко-голубыми небесами, создавая ощущение бесконечного простора. И далеко-далеко, словно жемчужина на солнце, притягивал взгляд кусочек реки – она блестела и переливалась, словно ожившее серебро.

– Если будешь стоять с раскрытым ртом, кто-то туда обязательно залетит, сомневаюсь, что в твоих планах было отобедать мухой или комаром, – усмехнулся отец Доминик.

Я со смущением сомкнула губы, но продолжала смотреть во все глаза, осматривая трепетные просторы, которые воображение так долго рисовало.

– Нравится? – из восхищения мигом свободы меня вырвал голос отца Доминика.

– Очень, – дрожащим голосом ответила я, чувствуя, что слезы вот-вот готовы буйным потоком хлынуть из глаз.

– Все хорошо? – он с сомнением заглянул в мои, наверняка покрасневшие, глаза.

– Я мечтала выйти за стену пять лет, а оказалось, что выход все время был рядом со мной, только руку протяни…

– Мечтаешь оставить монастырь?

– Я хотела бы уйти. Я все еще не могу привыкнуть, пусть воспоминания о прежней жизни стираются, мне хочется создать новые, но вне стен монастыря. Я не могу быть, как остальные, это мне претит. И пусть Всеотец сжалится надо мной, он видит, как сильно я устала от испытаний.

– Понимаю, – он благосклонно улыбнулся и указал рукой вперед. – Не хочешь искупаться в реке, пока холода не настигли?

– Я…

И мне хотелось. Но от одной мысли, что придется снять перед ним облачение… Становилось дурно и хотелось хихикать.

Я покачала головой.

– Не будешь ли ты против моего небольшого безумства?

Я снова покачала головой.

 Передумала я быстро, когда увидела, как его пальцы тянутся к пуговице сутаны, ловко расстегивают её, убирают в сторону накрахмаленный воротничок. Мои брови поползли вверх и я резко отвернулась. Мне даже показалось, что святой отец усмехнулся.

Когда солнце почти скрылось за горизонтом, заливая реку теплым оранжевым сиянием, возле кромки воды встал отец Доминик.

Я усиленно делала вид, что не смотрю. И он казалось бы ничего не замечал. Его янтарные глаза осматривали окружающий пейзаж, и угасающий свет выгодно подсвечивал тонкие очертания его подтянутого тела.

Вода на поверхности пошла легкой рябью, когда он вошел по щиколотку в реку. Его светлые волосы блестели в свете заходящего солнца, они обрамляли его точеные черты, словно нимб. Стоя по пояс в воде, его обнаженное тело казалось почти неземным, как будто сама сущность Всеотца приняла человеческий облик.