Хан постоянно менял место своих стоянок, то останавливаясь у рек на заливных лугах, где вдоволь сочной травы, то выбирая холмистые возвышенности. Для монгола, не привыкшего долго оставаться на одном месте и видеть один и тот же ландшафт, тягостно. Горячая кровь кочевников не дает им покоя, и они ничего не могут с собой поделать.

Хану не пристало скитаться по степи, будто безродному бродяге или голодному степному волку. Все, что он хочет, ему доставят, куда только пожелает, но зов крови требовал вновь и вновь пускаться в путь. В голове билось одно шальное желание: вскочить в седло и скакать, не разбирая дороги, горяча коня плетью и не ведая, зачем и куда… Цель – ничто, движение – все, пусть только развевается грива скакуна и вольный ветер свистит в ушах. Говорят, что один старый ослепший акын заставлял своих слуг скакать вокруг своей юрты, чтобы только слышать цокот копыт.

Кочевники вечно в движении – в поиске пастбищ, воды, охотничьих угодий, их сопровождают кибитки с женщинами, детьми, утварью, а следом за ними гонят табуны коней и отары овец, за которыми невозмутимо вышагивают верблюды с поклажей, поплевывая на весь белый свет.

На рубеже улусов Джучи и Джагатая удальцы нередко мерялись силой и меткостью в стрельбе из лука. Численность воинов с обеих сторон долго оставалась примерно одинаковой, как и защитное вооружение. Все зависело от желания победить, ума, воли, крепости нервов и хитрости, а более всего от удачи, которая превыше всего.

С уходом Тимура Гурагана в Хорасан напряжение на границе спало, Тохтамыш отпустил Бориса Константиновича в Сарай-Берке. Вскоре туда прибыл и улыбчивый боярин Даниил Феофанович с дарами и нижайшей просьбой прислать в Москву ярлык на Владимирский стол.

От сотворения мира деньги нужны всем, и сила их неодолима, не зря за них Иуда Искариот продал Иисуса Христа, которого любил. Кроме того, Москва могла стать надежной союзницей в борьбе с Тимуром Гураганом. В отсутствие других претендентов на Владимир хан уступил просьбе московского князя.

Великий стол перешел к Василию Дмитриевичу без ханского ярлыка, и можно было на том успокоиться, но Москва нуждалась в сильном союзнике – слишком многие ненавидели ее, даже пресмыкаясь и заискивая перед ней. Оставаться один на один с враждебным окружением было слишком опасно. Если соседи скопом навалятся, то несдобровать. Терять такого союзника, как Орда, глупо. Кроме того, Москва граничила с воинственной, недавно принявшей католичество Литвой. Многие белороссийские и малороссийские жители считали союз с Востоком противовесом угрозе с Запада, но не хотели и присоединяться и к Москве.

– Мне докладывали, что покойный князь Дмитрий Иванович нарек сынка Владимирским князем. Зачем же я ему нужен? – ехидно улыбаясь, спросил хан.

– В предсмертном бреду чего не случается. Василий Дмитриевич жаждет получить ярлык именно из рук законного царя и повелителя… – кланяясь, заметил посол.

– Ну что ж, будь по-твоему, – смилостивился Тохтамыш.

Он недолюбливал московских князей, но у политики свои законы, которым надлежит неукоснительно следовать. Обе стороны нуждались друг в друге, а потому приходилось договариваться. За ярлык хан запросил вспомогательную рать. Даниил Феофанович обещал ее по первому требованию и целовал на том крест.

Русские не раз принимали участие в войнах улуса Джучи с возмутителями спокойствия как вспомогательные войска, но летописцы сообщали том как-то глухо и скупо, с неким стыдом.

Тохтамыш отправил к Василию Дмитриевичу с боярином своего шурина (брата жены) Шихмата, близкого родственника. Великая честь! Грамотами от ханов на Руси очень дорожили и передавали их из поколения в поколение. Они хранились в сокровищнице наряду с княжескими венцами и фамильными драгоценностями, ибо подтверждали законность владения теми или иными землями и городами.