Оказавшись за углом в коридоре, девчонка внимательно посмотрела на Виктора. Её глаза в темноте коридора показались ему какими-то страшными, чёрными, неестественными. Она слегка склонила голову и спросила:

– Эй, герой, ты чего здесь забыл?

– Я.. я не знаю, просто так получилось, – промямлил Виктор.

– Получилось? Ну, так себе, знаешь, получилось. Сейчас огрёб бы по полной. Зачем торчал на площадке? Не знаешь, куда идти? – распалялась девушка.

– Я… не знаю, – снова растерянно проговорил он.

– Ладно, незнайка. Ты кто вообще? – кажется, сменила гнев на милость, девушка.

И тут ошеломительный рёв, доносящийся, как будто, отовсюду, оглушил Виктора. Пространство стало дрожать, девушка лихорадочно что-то ему кричала, но Виктора словно невидимой рукой что-то схватило и резко выдернуло. В реальность. Будильник надрывался, что есть мочи. Кот подпевал. Не столько от любви к искусству, сколько от того, что за ночь порядком оголодал, неплохо выспался и, убедившись, что здесь ему опасность не грозит, окончательно обнаглел.

Проснувшись окончательно от этой какофонии будильника с котом, Виктор встал, привычными движениями натянул шорты и футболку и пошёл в душ. Зеркало в ванной показало бледную небритую рожу с синяками под глазами. Он включил воду, и, подставив ладони под струю воды, резко подпрыгнул: на ладони правой руки красовалась свежая ссадина. Как оглушённый, Виктор долго и молча смотрел на рану, казалось, даже мыслей в тот момент не было. Наконец, он начал понемногу приходить в себя. Так. Он отчётливо помнил, что перед сном гладил кота и курил. Никакой раны не было. И был лишь один эпизод во сне, когда он, чудом ухватившись за обломки перил, едва не скатился с лестницы. Тогда о грубый край обломка он и поранил руку. Но ведь это был сон! Во сне поранил. На самом-то деле он всё это время мирно посапывал в кровати, в мягкой и тёплой кровати. В которой нет никаких обломков и острых углов. Что вообще происходит? Сон, который казался реальным или он сейчас в реальности, которая кажется сном? Философские размышления прервало настойчивое: «Мааау!». Вконец обнаглевший кот уже не просил, он требовал свой паёк.

Виктор наскоро промыл ссадину, умылся, почистил зубы и вышел к маленькому тирану. Он машинально нажал на кнопку кофемашины, поставил на плиту сковородку, разбил в неё несколько яиц и задумчиво взял на руки тощего, но, стараниями шампуня, пушистого кота.

– Мрррр! Маау! – благодушно отозвался тот.

– Охренеть, конечно, ночка… – рассеянно пробормотал Виктор, – просто охренеть. Имя тебе надо придумать. Или как у вас, котов, там водится – кличку. Как будем тебя звать?

– Мррррр-ррр, – уже вовсю тарахтел на ручках умиротворённый кот.

Но в голову совсем не шло никакое имя, кличка, да что угодно. Каким-то невообразимым образом мозг снова и снова прокручивал кадры сна, щедро снабжая их всё новыми и новыми удивительными подробностями. На автомате, Виктор положил себе на тарелку яичницу, на другую тарелку положил порцию поменьше, поставил на окно, чтобы остыло. Голодный кот начал, было, концерт по поводу того, что, дескать, почему он должен терпеть такое неравноправие: хозяин поглощает еду, а его к тарелке не подпускают. Однако, ловко увернувшись от брошенного в него тапка, резко замолчал и обиженно поглядывал из-под табуретки. Кошачья гордость, конечно, была уязвлена.

Закончив свой завтрак, Виктор снял кошачью тарелку с подоконника и поставил на пол. Оскорблённый на время забыл об обидах и с нетерпеливым урчанием принялся уплетать содержимое тарелки.

Посмотрев на время, Виктор чертыхнулся, быстро надел рубашку и костюм, подбежал к окну с пультом, включил автозапуск, затем запрыгнул в ботинки и, на ходу застёгивая куртку, крикнул новому жильцу: «До вечера, ноунейм». Кот счёл ниже своего достоинства отвлекаться от тарелки. Виктор захлопнул входную дверь и побежал к машине.