– Почему же бестолково?

– Как бы вам объяснить? Вот смотрите: есть же режим питания. Завтрак, обед, полдник и ужин. Так?

– У кого как, – ответил я ему в тон и в этот раз не соврал. При моих «активностях» о регулярном питании можно было смело забыть.

– Нет, это неправильно. Организм человека…

И он принялся рассказывать мне вещи, которые если в наших школах к его возрасту и рассказывают, то не вбивают настолько, чтобы у четырнадцатилетнего парня они засели в голове. Про ценность еды, правильность подбора продуктов, вред избыточности – не сладкого, а вообще. Я хотел задать ему еще вопрос, но заслушался настолько, что попросту забыл, что хотел уточнить.

– А когда человек забывает вовремя поесть – это сильный вред организму. Сильнее, чем от табака, – и он снова затянулся. – Но в день можно три вот таких, – он показал мне помятую папироску. – Больше нельзя.

– Ты говорил, что по двенадцать часов работать лучше, чем по пять, – напомнил я.

– А, точно! На работе кормят завтраком сразу по приходу. Время обеда – точное. У нас оно рассчитано от количества проведенных операций. Чтобы никогда не было такого, чтобы мы заготовку бросили. То же и с полдником – наш доктор на заводе напоминает, что…

И последовал еще один пространный рассказ о пользе перекуса. Пока парнишка болтал, мы пересекли первый двор. Не слишком быстро, потому что моя нога разболелась от продолжительной ходьбы и суеты на квартире Ульяны.

Я рассматривал дома, пытаясь найти что-нибудь подозрительное.

– Понимаете, я бы ни за что не променял свой распорядок. Где это видано, на пять часов ходить на работу?

– А кроме еды, что здесь плохого? – я начал его подзадоривать

– Как чего? Нет, да вы себе не представляете, что такое – работать на заводе!

– Наверно, нет. У вас там все так хорошо разговаривают? Просто в том месте, где работают по восемь часов, матерятся при случае и без.

– Вообще-то у нас, – паренек задумался на пару секунд: – культура речи, вот. И за этим следят. Даже то слово, которым я назвал бригадира – его и то упоминать нельзя. Кроме, разве что, особых случаев. Когда ногу придавишь или молотком, там, по пальцу… – Егорка покраснел. Похоже, что он все же употреблял «нехорошие» слова. Меня же это забавляло. – Но хотя в таких случаях и разрешается, но в церкви все равно потом совестно.

Вот про это я и сам забыл – здесь же религию от государства не отделяли, и она продолжала выполнять свой функционал ограничений. В данном случае, вполне себе правильных. Я не стал вдаваться в подробности – чего еще, паренек подумает, что я и вовсе не здешний.

– Я все еще хочу услышать, как у вас работается, – напомнил я Егору, когда тот притих, мыслями обратившись к чему-то вечному.

– Про пять часов – это пустое. Нужно прийти, добраться до своего места и подготовить инструмент – никогда в ночь инструмент не остается вне ящиков. Заготовки и детали, настрой на работу – бригадиры как говорят: все плохое оставляйте дома.

– Верно говорят, – поддакнул я.

– Так и получается, что если так ходить, то надо три дня, чтобы сделать то, что можно и за один? И смысл в этой беготне?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Говорят, так проще живется.

– Проще, ха! Мне что же, самому еще еду готовить, если я полдник и ужин на заводе пропускать буду?

– Похоже, что да, тебе удобнее работать так, – пришлось мне согласиться с парнишкой.

– К тому же мы не постоянно в трудах. Пара минут перекур – в моем режиме совсем незаметно. Всегда нагнать можно. А ежели от ваших пяти часов остается почти четыре, так тут каждая минута на счету!

– Все, Егор, убедил, – я окончательно сдался. – А многим ли так нравится работать?