6. Трудность, проявившаяся между религией и художественным чувством, подводит нас к более общему рассмотрению трудностей, которые необходимо преодолеть для систематического обоснования религии. Дело в том, что религия не только соприкасается со всеми направлениями чистого сознания, но эти соприкосновения следует понимать точнее так, что они приводят к совпадению части содержания. Поэтому, кажется, для религии не остаётся собственной проблемы. Она уже содержится во всех направлениях, поскольку соприкасается с ними. Не предполагается никакой латентности, и потому кажется, что она уже развернулась во всех них и, следовательно, как самостоятельное направление исчерпана.

Эта тождественность содержания проявляется уже в общей проблеме истины – этой общей точке схождения всех систематических направлений. Мы уже говорили, что без этой цели не может быть установлена связь между религией и философией. Априори религии должно составлять фундамент и этой философской методологии. И через это априори религия связана с познанием. Все возражения против этого должны основываться на недоразумениях. Религия утратила бы всякую подлинную культурную ценность, если бы была оторвана от общности с познанием. Но если её связь с познанием неразрывна, то тем самым в полной строгости утверждается её связь с логикой.

7. Какие же возражения могут быть выдвинуты против того, что общая основа научного мышления должна служить и для религии предварительным условием? Ведь иначе и быть не может, как только то, что возражения против этого основного требования исходят из таких точек зрения, которые противоречат всей направленности научной философии.

Если интуиции противопоставляют мышление познания, то на это уже ответил Мефистофель: «Презри разум и знанье…» Разум – это разум науки. И если религия должна основываться на разуме, то для неё не может быть иной основы, кроме науки, и иного инструмента и органа, кроме познания. Проповедников интуиции не нужно узнавать по их плодам; они достаточно раскрываются в своих посевах, где они не столько пренебрегают плугом познания, сколько злоупотребляют им. Презрители науки – злейшие враги религии.

8. Если мы теперь перейдём к рассмотрению содержания, которое религия может порождать и которое тем не менее должно быть общим с тремя звеньями системы, то это содержание во всей своей полноте должно воплощаться в понятиях Бог и человек. Хотя, возможно, не абсолютно необходимо, чтобы содержание религии было тождественно понятиям Бога и человека. Возможно, поэтому уже неверно отменять религию с исключением Бога. И, возможно, это следствие можно усилить до того, что даже не абсолютно необходимо отменять религию с исключением человека. Но тогда нужно было бы заменить Бога и человека понятиями, которые составляли бы однородное содержание религии. И тогда возник бы вопрос, в каком смысле и степени однородности эти заменяющие основные понятия в конечном счёте соотносились бы с понятиями Бога и человека.

9. В качестве таких более широких основных понятий религии можно было бы мыслить для Бога Вселенную, а для человека – душу. Но если бы кто-то захотел развивать религию с помощью этих понятий, то мы увидели бы, что и отсюда путь ведёт к Богу и человеку. И мы хотим прежде всего увидеть, что, начиная со Вселенной и души, с самого начала и принципиально избирается путь познания.

10. Чтобы направить нас по верному пути в соответствии с этой руководящей мыслью, мы не останавливаемся на обобщениях, образующих вселенную и душу, а обращаемся к ещё более общему понятию, которое является основополагающим для всей философии во всех её основных направлениях и потому лучше всего может доказать, что религия принадлежит к философии, если даже она относится к этому основному понятию, если она, по крайней мере, имеет естественное и неоспоримое участие в проблеме этого основополагающего понятия. Таким основополагающим понятием является понятие бытия. Для религии, несомненно, одним из самых очевидных указателей её рационализма служит то, что моисеев документ, а именно – в первом откровении Моисею, открывает Бога как Сущего. «Я буду тем, кто я буду». И даже если грамматически правильнее было бы сказать: «Я есмь, кто я есмь», всё же сохраняется связь с бытием, которая в форме будущего времени становится ещё сильнее в абстракции, в отрешении от всего действительного в настоящем. Но даже если бы эта абстракция не была выражена в явной мысли, связь с бытием как таковым сохраняет и связь с будущим, и никоим образом здесь не доказана привязанность к чувственному настоящему; напротив, ссылка на бытие в этой форме откровения, в этом первом самораскрытии Бога, является достаточным признаком основной тенденции этого учения о Боге: что этот Бог утверждает себя как бытие. Как будто бы Он хотел воззвать к философии: бытие – не исключительная проблема философии, но в не меньшей степени и религии. Ибо, оставляя в стороне вопрос, способна ли философия познать бытие, здесь выдвигается требование: Бог есть бытие. И то, что означает этот тезис, становится содержанием религии. При этом должен оставаться совершенно вне вопроса тот факт, какие отношения, какие опасности для этих отношений могут возникнуть из этого тезиса для религии и её связи с наукой. Эти вопросы могут быть поставлены, как и решены, только через соединение философии с религией.