Татьяна Дмитриевна Брыкина вышла из вагона метро на станции «Ясенево». Она сделала все, что смогла. Взяла отгул, съездила в эту вшивую коммуналку, теперь можно и домой: пообедать, отдохнуть, пока не придет с работы Коля. Лева – не беглый каторжник. Найдут.

Около метро она купила журнал «Деньги» и пошла в свою отремонтированную квартиру в желтой башне, где в холодильнике стоял суп и жаркое, а в гостиной сидела дочь и смотрела видик, вместо того, чтобы делать уроки.

– Так-так. Ничего не ешь, ничего не учишь. Очень зрело.

– Мам?! Я что ты тут делаешь?

– С работы отпросилась.

– Чтобы посмотреть, как я уроки делаю?

Татьяна сжала губы и покачала головой.

– Как с ребенком разговариваю. Ты обедала?

– Я бутерброд съела. И помидор.

– Ясно. А в стакане что?

– Кола. Хочешь?

– Нет. Ты хоть ящик выключи, раз уж со мной разговариваешь. Ну спасибо. Знаешь, я думаю, пора тебя с довольствия снимать.

– Чего?

– Ну, не буду я больше тебе готовить. Коле буду, а тебе нет, раз ты фигуру бережешь.

– У меня хорошая фигура.

– Согласна. Ладно, собирай все это и иди к себе в комнату, мне стол нужен.

Анна знала, что матери не нужен ни стол, ни ее общество, просто Татьяна сама не хотела идти в свою спальню, ее место было только в гостиной, в центре квартиры.

Татьяна сидела на кухне и с удовольствием ела суп. Дверь открылась, и вошла Анна.

– Мам, я налью себе?

– Почему бы и нет? – один ноль в ее пользу.

– Мам, а почему ты с работы ушла? Ты что, себя плохо чувствуешь?

– Спасибо за заботу. Нет, со мной все в порядке. Знаешь, сегодня умерла твоя тетя.

Анна поперхнулась.

– Откуда у меня взялась тетя?

– Тетя Рива, сестра твоего отца. Не прикидывайся, ты должна ее помнить.

– А, эта. Она какая-то очень старая была, да?

– Она старше папы на двадцать лет ровно. Ей всего-то шестьдесят было.

– ??

– Конечно, тебе что шестьдесят, что сто. У нее был сердечный приступ.

– Ну и что?

– Ничего. Мне позвонили из милиции, искали твоего отца.

– Как они тебя нашли?

– По Ревеккиной записной книжке. Я там еще у нее под старой фамилией. Она все записывала: и домашний и рабочий, хоть ни разу не позвонила.

– А ты знаешь, где он?

– Нет, после развода он только раз приезжал в Москву из какой-то глуши. Как раз я замуж вышла, и мы с Колей съезжались, помнишь? Вот он и приезжал, мы его из той, старой квартиры выписали и прописали к Ревекке.

– Зачем? – насторожилась Анна. Она не помнила уже, была ли она действительно расстроена внезапным исчезновением отца из ее поля зрения, во всяком случае, к Николаю Семеновичу – Коле, она относилась довольно спокойно. Но во всем том, что рассказала сейчас мать, ей на мгновение померещился коварный заговор против родного отца. Лишили дочери, выселили из квартиры, выпихнули из Москвы вообще, а теперь еще и сестра умерла…

– Ты дурочкой прикидываешься или правда ничего не помнишь?! Где мы жили, помнишь? Двухкомнатная хрущоба с бабушкой. Кто все время ныл, что ей собственная комната нужна, потому что она, видите ли, уже взрослая? Теперь у твоего отца комната на Остоженке, комната, кстати, как две твоих, у нас – эта квартира, и все счастливы. – Неожиданно эмоционально высказалась Татьяна.

Анне стало стыдно. Сколько она себя помнила, так заканчивались все ее разговоры с матерью: ей становилось стыдно даже за те слова, которые она не сказала. Анну раздражало, что мать УЖ СЛИШКОМ МНОГО понимает. Ничто не проскочит мимо нее, каждое слово, каждый жест будет ею пойман и, что самое обидное, ВЕРНО истолкован. Не поднимая головы, Анна встала, вымыла свою тарелку, налила в стакан «Кока-Колу» из холодильника и ушла в свою комнату.