– А физра?

– Я сегодня не могу.

– Красная Армия пошла в атаку? – за спиной у Анны возник худосочный Гуру.

Анна поморщилась.

– Не твое дело.

– Гурик, привет! – Анька повисла у него на шее.

– Пошли, пока урок не начался, – мрачно сказала Анна.

– Летс гоу, – откликнулся Гуру.

Они купили пиво в ларьке, пошли на стройку и сели там на бетонную плиту, положив на нее рюкзаки. Гуру открыл пиво зажигалкой.

– Надо не забыть жвачку купить, – серьезно сказала Анька.

– А я на френч не иду, – лениво сообщил Гуру. – У меня стрелка в пол-одиннадцатого, а потом надо еще в одно место заскочить.

– Гуру, а когда мы к твоим друзьям поедем в наркологическую клинику? – с энтузиазмом спросила Анька.

– Съездим как-нибудь… У меня друзей там много лечится, – печально повернулся он к Анне. – А недавно похоронили одного.

Анька обняла его за плечи.

– Кстати, о похоронах, – задумчиво сказала Анна. – Сегодня вот хоронят мою тетю. Сердечный приступ, шестьдесят лет, совсем не старая.

Анька и Гуру целовались и ее не слушали. Анна закурила.

– Дай сигарету, – живо обернулся Гуру.

– Прикиньте. Тут предок мой объявился. Звонит типа и говорит: «Я типа твой папа».

– Подожди, твой отец же с вами живет.

– Это отчим. А отец уехал, когда они с матерью лет пять назад развелись. В какую-то жопу. Не писал, не звонил, а тут вдруг приперся.

– С чего это?

– Я же сказала, сестру хоронить.

– А-а. – Гуру потерял к ней интерес. Сам он о своих родителях не говорил, никто их не видел, и все считали, что Гуру сам по себе.

Зато Аньке тема понравилась.

– А папа твой че те еще сказал?

– Да ничего. Я и сама не знала, о чем с ним говорить. Я его помню как-то не очень. Ну типа он меня куда-то водил иногда, иногда книжки читал. По-моему, он и не знал толком, как я выгляжу, узнавал меня всегда по темному каре: у меня все детство такая стрижка была. Я помню, я надела какие-то джинсы, такие индийские синие, а сверху платье и пошла гулять. А он меня догнал на лестнице, а потом говорит: «Слава Богу, все в порядке, а я уж испугался, что ты в тапочках пошла».

Гуру засмеялся.

– Пиздатый у тебя отец.

– А меня отец однажды в магазине забыл. На весах, – сказала Анька.

– Не понял.

– Ну, мне полгода типа было или год, он взял меня, короче, в магазин. Овощной, знаете. Короче, он решил меня там взвесить. Уже все купил, короче, очереди нет. Так вот он меня и посадил на весы, на эти самые большие, положил там всякие гирьки, клал, клал, пока стрелка че-то там не показала. Тогда он взял авоськи и пошел домой. Прикиньте, приходит, а мать спрашивает: «Ничо не забыл?». А он давай по списку: «Картошка там, морковка…». Короче, она кричит: «А ребенок где?!».

– И че он?

– Побежал обратно.

– Нашел тебя?

Они все засмеялись.

– Конечно. Я там типа так и сидела. И даже не плакала. А он пьяный был в жопу. Он всегда такой был.

Все опять загрустили.

– Не-е, у нас теперь семья счастливая, просто обалдеть. Особенно когда папу изгнали. Папа был источник всех бед, он пил, не работал и меня с братом по комнате швырял. Развивал нас так. Умер где-то пару лет назад, меня даже на похороны не позвали. Зато теперь все счастливы, все друг друга любят. Маму я вообще не вижу: прикиньте, она уходит в семь утра и приходит в одиннадцать вечера, когда я уже сплю, бабушка нас с братом в пол-одиннадцатого в постели загоняет, как конвоир зеков, не хуже. А мать зайдет ко мне, поцелует: «Спокойной ночи, солнышко», к Петьке заглянет: «Спокойной ночи, зайка», и отрубается. У нее еще где-то любовник есть, она нам иногда от него конфеты приносит. А брат у меня садист: у меня все ноги в синяках, он по ним самосвалом лупит, а я от него бегаю по всей квартире, а бабушка ходит за нами и умиляется: «Ой, как Петенька сестру любит! Целый день с ней играет».