– Не нравится мне все это, – сказал Сопунов. – Как бы у вашей утренней прогулки не было неожиданного продолжения. Труп на место перестрелки националисты вряд ли подкинут – время для провокации с невинно убиенным местным жителем уже упущено. Но они могут пойти другим путем: объявят, что в ночь перестрелки у них в селе пропал пастух или охотник за сусликами, и тогда… карабахскую прокуратуру заинтересует, что вы там вдвоем все утро делали.

– Пусть прокуратура на меня дело возбудит, – ответил Воронов. – Но пока у нас человек пропал, а не у них. Вы не составили схему – кто и где находился на КПП в момент исчезновения Грачева?

– Зачем? Что это даст?

Воронову ничего не оставалось, как рассказать начальнику штаба о подозрениях Грачева.

– Ты Архирейскому об этом не говорил? – спросил Сопунов.

– Были бы конкретные подозрения, я бы рассказал, а так… Если бы Грачев не пропал, я бы до сих пор думал, что он напраслину возводит на одногруппников. Подумать только: кто-то из наших, из хабаровчан, стал пособником националистов! Предательство – тяжкий грех. Без железобетонных доказательств я бы никого в нем обвинять не стал. Вы, Алексей Ермолаевич, дома в поселке не проверяли?

– Даже мысли не было. В Дашбулаге второй день все кипит и бурлит. У магазина не расходится толпа мужчин с кольями и ружьями – якобы ждут нападения боевиков из соседнего азербайджанского села. Участковый уже не скрывает, что он полностью на стороне односельчан и готов в любую минуту применить оружие для их защиты. У нас в отряде сил не хватит, чтобы блокировать большой поселок и провести в нем осмотр жилых помещений или надворных построек. К тому же ты представляешь, какой шум поднимется? В Особом комитете по управлению НКАО нас обвинят в провоцировании массовых беспорядков, в самоуправстве, в преступном превышении полномочий. В окружении Вольского только и ждут, на кого бы всех собак повесить, а тут мы с обысками!

Воронов подумал секунду-другую и решил, что момент настал. Ничего не объясняя, он выложил перед начальником штаба отряда блокнот и рисунок Грачева. Фотографию «корреспондента» с упитанной женщиной Виктор доставать не стал, оставил у себя на всякий случай.

– Почему ты раньше про этот блокнот ничего не сказал? – вспылил Сопунов. – Где ты его взял? Откуда у тебя рисунок Грачева?

Виктор пересказал начальнику штаба ночной разговор с Грачевым, подробно описал утреннюю прогулку с Архирейским на пригорок.

– Портрет львовского корреспондента Грачев дал мне перед самым отъездом. Наряду на КПП он показывал другой портрет, не этот.

– Если бы мы знали…

– Что знали? – перебил своего непосредственного начальника Воронов. – Что «корреспонденты» из Прибалтики и Западной Украины – наши враги? У меня в папке входящей корреспонденции подшито указание ВОГ – относиться к представителям прибалтийских СМИ с предельной осторожностью, как к иностранцам, готовым в любую минуту спровоцировать сотрудников милиции на применение силы. Что бы изменилось, если бы я показал этот блокнот вам или Архирейскому? В нем нет плана дальнейших действий после обстрела КПП в Дашбулаге. В этом блокноте нет прямых доказательств, связывающих убийство Грачева с «корреспондентами» или ночным обстрелом.

– Выкручиваться ты хорошо научился! – отметил Сопунов. – Молодец! Хвалю. Следователь, не способный объяснить законность и разумность своих действий, рано или поздно попадет в неприятную ситуацию. Кто не умеет защитить себя, тот не сможет пробить оборону противника. Но почему ты решил, что Грачева уже нет в живых?

Воронов помолчал, собрался с мыслями и изложил свое видение трагических событий, развернувшихся на окраине Дашбулага: