– Не нарадуюсь я на тебя, Самсонушка, не пьешь, не дерешься, воровать перестал. Вот только девки жалуются, смущаешь ты их.

– Нечего шастать мимо – сами так и норовят юбки повыше поднять, а мне здесь развлекаться больше нечем.

– Все равно нехорошо, скромнее надо быть!

– Мамань,– хитро блеснул глазами сын,– а как же вы с такими принципами-то семнадцать детей народили?

Старуха в сердцах стукнула насмешника кулаком и, вдруг заспешив, сказала:

– И то верно, домой пора, как бы отец чего не подумал. Ты здесь не балуй, вечером ужин принесу.

– А обед? – напомнил прожорливый сын.

– Обедом тебя накормят. Анна с утра будет тесто ставить на пироги.– Женщина неловко нагнулась, поцеловала висящего на столбе парня и пошла прочь.

– Вперед! – скомандовал Гуча.

– А ты уверен, что это он?

– Я уверен, что у тебя воображение больное – такое пожелать своему начальнику, пусть даже он старый козел. А парень теперь страдает из-за тебя на столбе,– проворчал черт и поморщился – рыжий покачивался на столбе, сухое дерево противно скрипело, действуя на нервы.

Повешенный открыл глаз пронзительного зеленого цвета и вопросительно посмотрел на приближающихся незнакомцев. Бенедикт вежливо присел рядом, а его спутник пнул столб.

– Зачем же ты перстень у старичка свистнул? – поинтересовался Гуча, не пропустивший из беседы ни слова.

– Да изумруд в нем под цвет глаз был,– ответил повешенный, открывая второй, почему-то карий глаз.

Ангел ойкнул, а Самсон рассмеялся, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

– Тихо,– шикнул Гуча,– поговорить надо. Сейчас снимем тебя и куда-нибудь в сторонку отойдем.

– Размечтались,– вздохнул повешенный.– Кто только ни пытался – не получается. Старик-то волшебник на веревку заклятие наложил, так что, господа хорошие, говорить будем здесь.

Черт снял с пояса волшебный нож и, сосредоточившись, представил, как тот режет веревку. Один взмах – и Рыжий рухнул на землю.

– У-у-у…– взвыл парень.– Предупреждать надо, поразвелось колдунов!

– Пошли отсюда,– перебил его суровый брюнет,– народ уже зашевелился.

Нежданные спасители помогли Самсону подняться и, поддерживая его с двух сторон, поспешили прочь из поселка. В укромном местечке, недалеко от тропы, штрафники опустили наследника на землю, стараясь отдышаться. Рыжий, конечно, мог бы идти сам, но если людям хочется нести его, то зачем напрягаться? У него от долгого висения на столбе ноги, конечно, затекли, но не так сильно. Самсон стонал и вздыхал скорее из озорства, чем от боли.

Бенедикт, уже не спрашивая, развязал узел и пригласил позавтракать. Гуча откусил хлеба, потянулся за фляжкой. Рука нащупала срезанный ремешок, а бульканье за спиной объяснило, кто это сделал.

– Отблагодарил, висельник! – взвился черт.

– Да остынь ты! Не удержался, больно аппетитно пахла. Ты когда последний раз молоко пил? – спросил Самсон, нисколько не стесняясь.

– При чем тут молоко?

– А вот попей с недельку – узнаешь.– Самсон отшвырнул опустошенную фляжку, отрыгнул и, растянувшись на земле, захрапел.

– Ну и манеры… – покачал головой ангел, отрываясь от еды.

– На свои посмотри, саранча,– пробурчал черт.– Опять все сожрал, пока я разговаривал.

Ангел виновато опустил глаза, протягивая недоеденную корку голодному спутнику.

– И на том спасибо,– вздохнул Гуча, но корку не взял.

Погони не было, от кого прятались – неизвестно. Горожане облегченно вздохнули, не увидев буяна и забияку на столбе, разве что попричитала мать, да какая-нибудь девица тайком утерла слезу.

Самсон, выспавшись, проснулся в лирическом настроении. Как человек легкомысленный, он ни на минуту не задумался о том, что надо от него этим странным людям, и от души радовался новому приключению.