– Прошу вас быть в готовности в любой час снова вернуться сюда, или оставаться во дворце.

Заметив, что некоторые направились к дверям, Меншиков зычно обратился к Екатерине:

– Матушка императрица, сколь мне известно, ты намеривалась в ознаменование столь грандиозного события наградить и одарить присутствовавших.

Екатерина, которая даже и не подозревала, что светлейший предусмотрел и подготовил церемонию пожалования, немедленно оценив его распорядительность, подхватила подсказку и нашлась:

– Разумеется, светлейший, теперь приспело время об этом объявить, ты опередил меня, я не виню тебя. Более того, повелеваю тебе сделать за меня сие. Надеюсь, присутствующие здесь близкие нам с императором люди понимают мое тяжелое состояние… невмоготу доле оставаться в отдалении от моего страждущего супруга, нашего великого императора, позвольте покинуть вас.

– Благодарю тебя, государыня-императрица, что ты даришь меня счастьем выполнить одно из твоих первых поручений, которое ты даешь в новом качестве правящей монархини, сверх того зело приятное, кое я не замедлю с превеликой радостью выполнить, но дозволь просить тебя ещё об одной милости. Окажи высокую честь мне, графу Толстому, графу Бассевичу, кабинет-секретарю Макарову, графу Бутурлину составить твою свиту и проводить тебя до покоев государя-императора! – обратился к царице Меншиков.

– Извольте, – согласилась императрица, – остальных прошу задержаться и принять мои пожалования по возвращении светлейшего князя.

Все почтительно склонились, и императрица со свитой вышла.

Лишь только двери закрылись и удалившиеся остались одни, Меншиков остановил Екатерину словами:

– Матушка-государыня, я понимаю ваше нетерпение вернуться к своему супругу и разделяю его. Я сам бы жаждал стоять сейчас у его ног, но государственные дела не терпят. Давайте попросим господина Макарова побыть там и в случае малейших перемен в состоянии императора немедля сообщить.

Макаров, поклонившись, быстро прошел в комнату Петра.

– А нам надо обсудить стезю, по которой мы должны направлять грядущие события, – не прерываясь продолжал светлейший.

– Ах, как он! – воскликнула царица.

– Надежда, разумеется, есть, но имея противников, как наши, мы должны быть в полной готовности к любому ходу дела. Матушка-императрица, теперь ты для многих подданных, во всяком случае, для тех, кто правит государством на престоле. Я бы предлагал во избежании осложнений сейчас же арестовать смутьянов, тех, кто мыслит вопреки воле государя императора, и со злым умыслом погубить великие дела Петра хотел бы возвести на трон дитя, – гнул свою линию Александр Данилович.

Екатерина не знала, что ответить и величественно промолчала, как бы размышляя.

– Но такая мера может произвести смятение, – позволил себе высказаться Бассевич.

– Можно взять только зачинщиков, тогда остальные, трепеща, молча, смирятся с уже принятым решением. – Меншиков не то, чтобы спорил, а перебирал варианты.

– Светлейший князь! А если вдруг, не дай Бог, противоположной партии удастся восторжествовать, – подключился к обсуждению граф Толстой.

– То участь ее императорского величества и ее приверженцев, будет тем плачевнее, – закончил его мысль гольштинец.

– Что ж, может, вы и правы. К чему излишняя жестокость. Куда приятнее пережать их разумом, а не силой… Однако, государыня, что ты молчишь? – спросил светлейший.

Екатерина определилась:

– Тебе ведомо, князь, я никогда не любила мер крутых. Да и престол ищу не для того, чтобы людей тиранить, а только, чтоб не почило дело мужа моего с ним вместе…

– Понимаю и слушаюсь, матушка, по-твоему все будет отныне и впредь. Теперь, как высказала ты желание свое, пожалуй, иди к своему супругу, а мы будем поступать по твоей воле, – проговорил Меншиков, склоняясь в почтительном поклоне.