– Ох, сокровище моё, – обняла та Гиту, погладив по голове, что её сестре очень нравилось. И Ривка, и Циля быстро заметили, что младшая не просто нуждается в ласке, но и ценит её. – Пойдём…

– Ты слышала, что за геволт58 у Рабиновича был? – поинтересовалась младшая, пока они шли к морю.

– Ой, у него вечно какой-нибудь геволт,59 – отмахнулась Ривка, которую эта тема совершенно не интересовала. – Он наверняка и гефилте фиш60 делает как геволте,61 – и девочки рассмеялись.

Плавать Гите очень нравилось, так же, как и ходить под парусом. Йосин друг Миша выходил на лодочке в спокойную погоду, и, конечно же, они не забывали девочек, потому что без Ривки Гита была несогласна, а сама Ривка нравилась Мише, который вот таким способом мог с ней встречаться, не привлекая внимания, хотя девочка, конечно же, всё понимала.

Самым тяжёлым для Гиты поначалу был противогаз. В школе учили, что противогаз должен быть всегда под рукой, в городе даже проводились «репетиции отражения воздушно-химического налета империалистической банды», когда нужно было бежать в убежище и надевать противогаз. Иногда даже уроки проводились в противогазе, что было очень тяжело – Гита задыхалась и пару раз даже падала в обморок, пока Ривка не рассказала, что фильтр можно свинтить и тогда дышаться будет легче, правда, если поймают, будет очень грустно.

«Очень грустно» Гита поняла как «Мамочка расстроится», поэтому терпела изо всех сил, пока Папочка не заметил неладное – девочка чаще бледнела, ей временами не хватало воздуха, и тогда школа получила грозную бумагу из больницы, отчего девочку освободили от учебных тревог. Она не одна была такая: Лея из их же класса тоже задыхалась, а директор школы сказал, что смысл этих тревог – научить, а не убить, поэтому девочек даже жалели.

Здесь учились десять лет, и не было разделения по разным школам, как в Германии, хотя ещё сохранялись отдельно мужские, отдельно женские, но и в этом смысле Гите повезло – по крайней мере, она действительно так считала. Иногда только страшные картины приходили в снах, и тогда Мама успокаивала свою мэйделе.62 Девочка ощущала себя очень нужной и важной, да и любила свою семью так, как будто они были первыми после Всевышнего. Ребе улыбался, глядя на то, как Гита совмещает пионерскую работу и иудаизм. Иногда это было действительно забавно.

Несмотря на то, что Гита подрастала, её продолжали ласково называть «девочкой» – мэйделе на идише. Прошедшее время слилось для девочки в постоянное ощущение счастья. Она всегда помнила, как бывает плохо, поэтому старалась изо всех сил. Не всегда у неё получалось, но трудно было бы ожидать всего… Однажды она даже напугала Маму своим видом. Девочка возвращалась из школы, пытаясь понять, что сделала не так – сегодня она получила двойку, не представляя за что. Учитель был новым, ничего не объяснив, он будто хотел довести девочку до слёз, что попытавшиеся успокоить Гиту друзья и подруги очень хорошо поняли.

Циля, увидев бледную дочку, в глазах которой застыли слёзы, кинулась к ребёнку. Первое, что сделала та, кого Гита даже писала с большой буквы, – обняла расплакавшуюся от Маминого тепла девочку. Вздыхая, Циля гладила Гиту, пока та не успокоилась и не смогла объяснить, что произошло, немедленно разозлив женщину, решившую назавтра пойти разбираться.

– Я тебя расстроила, Мамочка, – девочка переживала так, что Циля уже и не знала, как успокоить доченьку.

– Не надо так переживать из-за двойки, Гита, – женщина не понимала причины такого горя, сразу даже и не сообразив.

– Я не из-за двойки, – Гита подняла заплаканные глаза. – Я потому, что тебя расстроила…