Имя «Гита» Ингрид нравилось больше, чем её собственное, даже чем данное в синагоге имя Ита, – оно было таким тёплым, будто подчёркивая тот факт, что она хорошая девочка. У неё появилась… Мама… и Папа… Именно так, с большой буквы, особенно Мама, выхаживавшая девочку, носившая её, кормившая, иногда насильно, сама делавшая уколы… А ещё – сестрёнка и братик. Идиш Гиты был воспринят родным языком, что подтверждало версию о побеге от румын,47 поэтому девочка не возражала, а учила русский язык. Теперь она жила в советском городе Одессе.

Чуть погодя девочка узнала, что на дворе тысяча девятьсот тридцать третий год, – то есть ещё чуть больше сорока лет до её рождения – но постаралась не выдать своего счастья. Этих чёрных здесь не было, по крайней мере, девочка никого в специфической униформе не видела, отчего чувствовала себя освобождённой, несмотря на то что соседи поговаривали о голоде. Кушать дома всегда было, поэтому никакого голода девочка не заметила.48

Гита начала больше улыбаться, а Ривка – так звали сестру – сидела с ней, помогая с русским. Девочка принесла свои учебники и занималась с новой сестричкой. Это было очень интересно и тепло, хотя поначалу Гита очень утомлялась, но проходили недели, и вскоре… Девочка постепенно вливалась в ритм, убедившись в том, что те, чёрные, до неё не доберутся, потому что её с ними разделяет не только расстояние, но и время. Постепенно входя в темп жизни, Гита чувствовала, что постоянная раньше усталость отступает. Только страшно было очень, поэтому поначалу девочка мужчин сильно боялась, но здесь никто не ходил в чёрной униформе, и Гита потихоньку оттаяла.

Мама буквально укутывала теплом девочку, сумевшую рассказать о себе. Гита поведала о погибших родителях, потом об опекунах, страшной «школе» и даже о пытках. Циля слушала о том, как румыны заключили совсем юную девочку в тюрьму, чтобы мучить её за то, что она еврейка. Именно в таком виде женщина рассказала историю своей родственницы, а теперь и дочери, в НКВД.49 Правда, подозревать в чём-то всего и всех боявшуюся девочку не стали, довольно быстро оформив ей документы.50

– Гита, – строго сказала Мама, вызвав реакцию испуга в глазах ребёнка, отчего только вздохнула и покачала головой, – слушай здесь: скоро ты пойдешь в школу. Никого там не бойся, если что, мама всем сделает бледный вид.

– Хорошо, Мамочка, – то, как девочка произносила это слово, вызывало тихий всхлип у Ривки, иногда думавшей, что недостаточно любит маму. – А можно я помогать буду?

– Можно, – улыбнулась женщина, вполне понимая свою Гиту, ведь это было нормой. – Только немного, ты ещё слишком слаба.

– Ура… – прошептала Гита, которую второй раз в жизни купали в тепле, но там были женщины общины, а здесь – полностью принявшая её Мама. Ощущать это было необыкновенно, а тот факт, что нет и не может быть чёрных страшных мучителей, позволял отпускать себя, наслаждаясь новой жизнью.

Конечно же, Гита хотела сделать всё для того, чтобы отблагодарить Маму, поэтому Циле приходилось притормаживать дочку, чтобы она не перенапряглась. Изе не очень нравилось сердце девочки, поэтому Гиту берегли, стараясь не напрягать сверх меры, по мнению Мамы. Постепенно девочка заражала своим отношением брата и сестру, отчего те начинали также боготворить Цилю.

– Гита! Иди сюда! – С девочкой было проще договориться на идише, потому что в русском она ещё плавала, но интенсивные занятия сказывались. Циля решила сегодня сходить с ребёнком в синагогу.

– Да, Мамочка! – сразу же отложив все свои дела, Гита подбежала к той, кто олицетворял для неё почти Всевышнего.