Различение неизменной сущности и изменчивого мира в Новое время имело своим истоком разногласия в области метафизики древнего мира: одни философы развивали идеи неизменного бытия (Парменид, Зенон), другие (Гераклит) – идеи вечного изменения. Софист старшего поколения (V век до н. э.) Протагор заметил, что «человек есть мера всех вещей, существующих, что они суть, несуществующих, что они не суть» и что общеобязательных истин нет. Человек с его меняющимися представлениями и ощущениями – индивидуален. Использование человека в качестве критерия познания, который сам подлежал постоянному изменению, свидетельствовало о субъективности процесса познания. Протагор не принял математику, посчитав действительным только то, что дано нам в восприятии: в реальности мы не соприкасаемся с абстрактными математическими объектами (точкой, прямой, плоскостью).
Поставленный софистами вопрос о существовании в познании общеобязательных истин перешел в концепции Нового времени и был по-своему интерпретирован применительно к природе человека, праву и государству. Тем не менее, идея натурализма в философии права XVII века отличалась и от древней философии, и от учений XIX века.
Существенное отличие новой философии от древней, по мнению В. Виндельбанда, заключается в том, что «первая начинает столь же обдуманно, сколь последняя наивно»[33] выстраивать свои системы. Увлеченность гармонией чисел, изумление стройностью вселенной – отличительная черта неоплатонизма. Эти же идеи присущи естествоиспытателям XVII века с тем различием, что «математический смысл мироустройства они ищут не в символических соотношениях чисел, а стремятся понять и доказать, исходя из фактов»[34]. Отличие натуралистических философий XVII века от более поздних концепций проявлялось в отношении к принципу причинности: основным принципом теорий XVII века было не каузальное объяснение социальных явлений, а математическая конструкция. Механическое миропонимание предполагает, что «принцип причинности» ограничивается некоторыми условиями. Формально и методологически это проявляется в постулате математического способа изложения[35]. Данный постулат означал, что научное объяснение имеет дело не просто с причинами, но с причинами измеримыми, выражаемыми в количественных измерениях.
В Новое время превосходство точности естественно-научных методов перед познавательными приемами общественных наук породило стремление сблизить социальные и естественные науки. Однако сама идея приложения универсальной математики к области социальных явлений не была однозначно воспринята в политико-правовой теории. Проследив основные вехи поиска научной методологии в учениях известных философов и теоретиков права и государства XVII века, можно предположить, что это перенесение методов скорее было данью научной моде.
Эпоха философии XVII века открывается рядом глубоких исследований Декарта, Гоббса, Спинозы, Лейбница. Считалось, что эти мыслители придавали универсальное значение методам естественных наук и распространяли их на всю область человеческого знания. Созданные ими монистические системы претендовали на абсолютное значение, поскольку основывались на принципах точного естествознания, универсальной математики и механики[36].
Социальные системы XVII века стремились обрести истину в области исследований общества, государства и права с помощью математического и механистического способа изложения материала. Так, родоначальник естественно-правовой доктрины, нидерландский юрист, философ и теоретик права Гуго Гроций использовал математический метод в исследованиях морали, права, государства: «…Признаюсь, что говоря о праве, я отвлекался мыслью от всякого отдельного факта, подобно математикам, которые рассматривают фигуры, отвлекаясь от тел»