– должен быть тот теоретик, который выявил и задал логику «технологии исследовательского мышления»;

– актуализацию логики промышленных революций нужно связать с влиянием этого конкретного теоретика.

Так и получается вывод: «машина исследовательской мыследеятельности, как я уже сказал, была „придумана“ в период 1400—1500 годов и в дальнейшем легла в основу так называемых промышленных революций».

Логика этого вывода предельно проблематична. Но зато она хорошо вписывается в «схему мыследеятельности». Ведь там (в ММК) действительно, можно выделять теоретиков, которые дали начало каким-то стратегически значимым мыслительным ходам.

В-восьмых.

Надо обратить внимание на то, что когда Автор начинает описывать логику промышленных революций, соединяя ее с логикой определенных типов мыследеятельности, то переходит на параметрическое описание. Это показывает то, что можно и логично описывать крупномасштабные изменения социокультурной реальности через изменения фундаментальных параметров, показывая какого рода проблемы появлялись в такие-то периоды и в каком направлении происходило решение этих проблем.

Далее Автор напишет: «Наш анализ проблемы знания будет неполным, если мы с Вами не сможем теперь вернуться от анализа „машин“ производства „знаний“ (дальше мы поймём с Вами, каким противоречивым выглядит этот тезис при ближайшем рассмотрении), к сингулярному практическому действию, которое планирует и осуществляет эмпирический индивидуум».

То есть Автор вполне четко разделяет два плана исследования:

– план анализ «машин» производства «знаний» (который концептуализируется то «схемой мыследеятельности», то параметрическим описанием);

– план сингулярного практического действия, которое планирует и осуществляет эмпирический индивидуум» (который описывается исключительно «схемой мыследеятельности»).

В §§39—48 Автор переходит от «анализа „машин“ производства „знаний“» к анализу «сингулярного практического действия, которое планирует и осуществляет эмпирический индивидуум».

Автор достаточно подробно рассматривает этот план, реализуя в нем ту самую диалектику «ученого незнания», которую он увидел уже у Николая Кузанского. Я не стану передавать подробности этого рассмотрения, так как они относятся именно к плану «сингулярного практического действия» и ничего не могут нам сказать о социокультурной логике, в которую эти действия должны быть вписаны. Можно лишь заметить, что Автор связывает этот план рассмотрения с логикой социокультурной реальности через представление о культуре как аккумуляторе предшествующего исторического опыта человечества.

Вот как Автор говорит о содержании первых двух лекций (§§1—48).

«В первой лекции мы сосредоточились на анализе стандартной «эпистемологической ситуации», в рамках которой, с учетом ее двух основных измерений – оси конкуренции и оси референции – возникает большая часть функциональных «зон» и «узлов», которые стали предметом осмысления в философии и методологии науки – такие как «вещь», «представление», гипотеза, образ, модель, «предмет» и «объект», знание, понятие, схема, значение, знак, система теории, эксперимент, «истина», «денотат», «референт», метафизика и онтология.

Во второй лекции я пытался показать:

с одной стороны, как исторически складываются технологии конструктивного мышления и социальные машины производства знаний – такие как инженерное конструирование, проектирование и собственно современная научно-исследовательская мыследеятельность;