Смотрю ему в спину и мысленно произношу: «Надеюсь, что нет».

Что-то подсказывает, что надеждам не суждено сбыться.

Помогаю сотрудникам с уборкой, ведь несмотря на аккуратность службы безопасности, после обыска в салоне остался беспорядок. После этого ухожу в штаб, где тоже убираюсь. Все на своих местах – криво лежащие на диване подушки, неизменная кружка Рори на журнальном столике, нет только сумок парней, но помещение все равно кажется пустым.

Падаю на диван и прокручиваю разговор с Шеффилдом, все еще не в силах уложить в голове, что он был именно таким. Пусть и со скрытыми угрозами, которые явственно чувствовались во фразах Эдварда, но общение было до странности нормальным. И это не вызывает ничего, кроме нового приступа тревоги.

Бессонная ночь и жуткая усталость сегодняшнего дня, как и бесконечный поток мыслей выключают сознание из реальности, и я проваливаюсь в беспокойный сон.

Просыпаюсь ближе к вечеру, ощущение тревоги никуда не делось, зато к нему добавились головная боль и адский голод. Раздумываю над тем, купить еду, поужинать в штабе и вообще остаться здесь на несколько дней или вернуться домой. Несмотря на то, что событие, из-за которого я хотела остаться в одиночестве, уже случилось, мне не кажется умным сразу же отменять задуманное. Возможно, Шеффилд оставил кого-то за мной следить. И чтобы убедиться, так это или нет, придется выйти и проверить. Поход за ужином будет как раз кстати.

Подхватываю куртку и спешу на выход. И только заперев дверь, вспоминаю про Кейда, который ждет в моей квартире. Черт! А если он выполнит свое обещание и явится сюда, когда я не приду? Ему нельзя здесь светиться.

Тяжело вздохнув, решаю отправиться домой. Там же можно будет поужинать и разобраться с Органа. Спускаюсь со ступенек и делаю не больше трех шагов, когда кто-то набрасывается на меня сзади.

Мои руки пытаются зафиксировать. Действуя на инстинктах, вырываю одну из захвата. Выхватываю нож и пытаюсь отбиться. К лицу прижимают пропитанную вонючей дрянью ткань. Задерживаю дыхание, но это не помогает. Разум плывет, но я не прекращаю попыток отбиться.

Над ухом раздается болезненное шипение, возвещающее о том, что я по крайней мере ранила нападающего. Рот и нос зажимают крепче. Зрение туманится. Сопротивляться не получается. Сил нет.

Нож выскальзывает из захвата, а борьба становится бесполезной. Последнее, что я чувствую, – меня утаскивают в переулок. А перед тем, как отключиться, вижу свои пальцы, залитые кровью противника.

Сознание возвращается медленно и неохотно. До слуха доносятся громкие голоса, за которые я цепляюсь изо всех сил, чтобы не провалиться обратно в забытье. В висках беспрерывно пульсирует, волнами накатывает тошнота, а в горле так сухо, будто я не пила по крайней мере неделю.

Заставляю себя сконцентрироваться на споре, а судя по интонациям это именно он, и отодвигаю подальше неприятные ощущения во всем теле, что совсем непросто.

Несколько минут лежу, сохраняя неподвижность, и глубоко дышу, борясь с дурнотой. Скорее всего мои похитители еще не заметили, что я пришла в себя. Стоит этим воспользоваться. Легче подумать, чем сделать. Кажется, прими я хотя бы подобие вертикального положения, меня вновь заберет чернота. Или вывернет наизнанку.

С трудом поднимаю отяжелевшие веки. Требуется несколько попыток, чтобы поймать фокус и осмотреться. Я в небольшой комнате с минимумом мебели. Кроме покосившегося комода, стула в углу и дивана, на котором лежу, здесь ничего нет. Из помещения ведут две двери, за одной из них и ведется уже тихий разговор. Прислушиваюсь, но не могу выделить ни слова, лишь бесконечный бубнеж.