В 1992-м в Грозном было совершено нападение на нашу школу. Детей (седьмой класс) взяли в заложники и удерживали в течение суток. Было совершено групповое изнасилование всего класса и трёх учительниц… Я была одной из трёх…

      А затем погиб мой муж. Единственное, о чём я не жалею.

– ???

– Я рано вышла замуж. Не вышла, выскочила. Любила мужа безумно. Первые три года – сказка, сплошной золотой сон. Я была счастлива, как Золушка. Увы, мой принц оказался заурядным алкоголиком. Не буду лгать, начиналось всё красиво: длинные витые свечи, хрустальные бокалы, золотистое шампанское, мой любимый грильяж в шоколаде… Как скоро развеялся романтический дым, и ритуальный бокал шампанского превратился в банальную стопку водки перед обедом, точнее перед закуской. Затем отпала надобность и в закуске. Последние два года он практически не просыхал. А как опустился. Оказывается, нет предела падению человека. Его даже скотом назвать было неудобно. Стыдно перед животными за такое сравнение. Но какой апломб! Какое самомнение…

Светлана Викторовна замолчала. Несколько минут они шли молча. Лишь тонкий ледок похрустывал под ногами.

– Я была на грани. Ещё месяц – другой такой жизни, и… не знаю, чем бы всё кончилось. И вдруг всё круто изменилось. Его внезапная смерть. Похороны. Война. А затем к нам пришла компания чеченцев и заявила, что наша квартира теперь принадлежит им, и чтобы утром нас здесь не было. Мы уехали, вернее бежали. Буквально в том, в чём были. Удалось взять лишь немного детских вещей. Всё, что было нажито и не пропито за десять лет совместной жизни пошло прахом. Сейчас мы нищие. Самые натуральные голодранцы. У нас нет ни-че-го. Ни жилья, ни мебели, ни посуды, ни одежды. Даже платье на мне Маришкино. Это жена моего брата. Они нас приютили, хотя и без того жили вместе с родителями, шесть человек в трёхкомнатной квартире. Сейчас нас девятеро на сорока пяти метрах полезной площади. Пятеро взрослых и четверо детей в одной куче. И никакой перспективы. Вот что самое страшное. Просто выть иногда хочется. Села бы на снег, как собака, задрала голову вверх и выла бы, выла… Если бы не Маришкин золотой характер, не знаю, что бы с нами всеми было. У меня нервы никуда, дети только-только стали приходить в себя. Саня должен молиться на свою жену. Но их тоже надо понять: они ещё молоды, а с ними в комнате спят двое больших мальчишек. Долго так продолжаться не может. Нужен какой-то выход. А выхода нет. Я, во всяком случае, не нахожу.

Светлана Викторовна безнадёжно качнула головой. Зябко поёжилась и засунула руки в карманы старенькой куртки.

Иван Сергеевич мысленно проклял себя за длинный язык. Дёрнуло его забраться в чужую душу. Мало своих проблем… Хотя… Какие у него сейчас проблемы? При его-то растительном существовании.

– И вот гложет меня неотвязная мысль, – похоже, Светлана Викторовна решила выговориться до конца, – за что мне выпали такие страдания? Неужели за то, что вышла замуж за человека, которого безумно любила? Не слишком ли суровая расплата за любовь? Но как быть с детьми? Они здесь при чём? Или я действительно расплачиваюсь за грехи своей прежней жизни?

Иван Сергеевич вздохнул.

– Всё-таки человек сам закладывает своё будущее. Как и будущее своих детей. В этом меня никто не переубедит. Вот пример. Восьмого мая 1988 года я напился самым безобразным образом. Так получилось. Впервые в жизни, кстати говоря. Ночь я провёл в туалете, склоняясь над унитазом. Утром, едва живой, рухнул в постель. Пришлось жене везти родных на дачу. Результат известен.

Иван Сергеевич замолчал. Никто не делал попытки возобновить разговор. Они медленно брели по безлюдной улице, и мысли их, подобно Евклидовым параллельным прямым не пересекались в бесконечном пространстве.