– Я хочу выжить. Любой ценой.

– В этом и вся разница. Вся разница, солдат. Хорошо, что ты не знаешь, где голова…

«Узбек» замер и внимательно посмотрела на меня. Если они начнут стрелять, то я буду первым. Спасибо, Шломит.

***

Разговор с префектом был тяжелым и оставил по себе гадкое послевкусие, словно дурное вино. Опытный военачальник не мог не заметить, что в битве тетрарха с народом его резерв имеет решающее значение, и, конечно, стал торговаться. Торговаться грубо и смело, чувствуя свою силу.

Его предложение было возмутительным, оглушающим, почти противоестественным… И Антипа ничего не мог ему противопоставить, разе что, просто выпустить пророка на волю, даже без извинений, которых Йоханан, уверенный в своей правоте, никогда не произнес бы.

Толпа, наверняка, сочтет это слабостью, но такая слабость ей понравится. А потом можно будет отрезать головы тем, кто действительно слишком рьяно борется за мораль первого семейства, тихо и аккуратно.

И зачем он вообще послушался Иорадиаду и бросил в темницу беззащитного и безвредного праведника? Маннэи говорил, что он даже сдался сам, успокоив людей, будто знал заранее, что за ним придут.

– Господин мой, госпожа просит ее впустить, – зашептал черный, как эбеновое дерево, раб. Антипа звал его Архелаем. Ему нравилось произносить имя брата, чтобы отдать очередное приказание. Конечно, смех над мертвым врагом – удел проигравшего труса, и Антипа осознавал, что поступает глупо, но никак не мог противиться желанию глумиться над тем, кто увел у него царский венец.

Иродиада никогда никого ни о чем не просила, только требовала, и раб лишь соблюдал обычаи. Царица уже стояла перед пустым троном, который Антипа покинул, чтобы встретить префекта, как подобает.