Но префект все-таки поехал. И не на ужин, а просто так. Он и сам бы не смог ответить, почему все же решил навестить Антипу. Наверное, стало интересно, как тетрарх выкрутится на этот раз, и что предложит, ему, префекту, в обмен на помощь.

За размышлениями о судьбах вверенной ему провинции Пилат даже не заметил, как оказался у дворца Антипы. Рабы, несшие носилки, остановились, и префект отодвинул завесу.

По ступенькам дворца уже бежали мускулистые нубийцы, чтобы подставить свои лоснящиеся спины под ноги Пилата. «Восточное варварство!» – подумал префект, ступая на одного из склонившихся невольников. – «В Риме бы просто вынесли скамью».

Пилат ворчал – все ему было тут не по душе, и местные обычаи, и местный народец, и их глупый царек. Но вдруг кое-что примечательное отвлекло его и заставило подумать, что вверенная ему провинция не так уж и плоха.

Вдоль одной из стен дворца, постоянно оглядываясь, крались две женщины: служанка в варварском платье и юная госпожа в лазурной палле. Госпожа кралась удивительно грациозно, будто кошка, отправляющаяся на свидание с котом.

Нечто неуловимое в движениях девушки заставило старого вояку замереть на месте. Ему вспомнилась Клавдия, еще совсем молодая, легконогая, тонкостанная… Когда-то она была прекрасна, будто Селена, сошедшая с небес. Но время не пожалело жену префекта. Клавдия постарела, и ни одна из заветных притирок матрон уже не могла вернуть ей былую красоту.

– Префект! – окликнул кто-то Пилата, и он вдруг понял, что все еще стоит на черной спине раба. Неожиданно обретя невиданную легкость, префект изящно соскочил с нубийца и направился к тому, кто его звал. Это был Маннэи – главный стражник тетрарха, человек коварный и хитрый, как сам Аполлон.

– Скажи мне, Маннэи, кто эта женщина? – Пилат близоруко сощурился и махнул рукой в сторону заинтересовавших его фигур. Главный стражник посмотрел туда, куда ему указывали, и заметно помрачнел. Маннэи был предан семье тетрарха, как пес, и, хотя префекту была неведома причина такой верности, он отдавал ей должное.

– Это служанка госпожи, я думаю. Пойдем, тетрарх ждет тебя.

– Маннэи, не обманывай меня! Я догадался, что та, что в еврейских одеждах – служанка! Кто в лазурной палле крадется вдоль стены? – Пилат понял, что узнал нечто, о чем ему никто не хотел рассказывать.

– Я не знаю, но…

– Это Саломея, Иродиадина дочка, – внезапно ответил один из рабов префекта, неотступно следовавший за ним. – Она частенько сбегает из дворца, это всем известно.

Маннэи побагровел, но заставить замолчать или наказать невольника Пилата он не мог. Так что, гнев главного стражника, не находя выхода, сжигал изнутри его самого, заставляя потеть и краснеть.

– Ну, веди меня к Антипе, – лукаво ухмыльнулся префект. Он уже знал, что попросит у тетрарха в обмен на помощь.

***

Вернувшись на свое место среди пленников, я натолкнулся на недобрый взгляд Шломит. Ее подбитый глаз был по-прежнему закрыт, но опухоль почти спала, а синяк заметно посветлел. Как-то подозрительно быстро на ней все заживало, даже быстрее, чем на собаке.

– Он тебя знает? – здоровый зеленый глаз Шломит продолжал светиться, словно светодиод.

– Кто?

– Он, – она мотнула головой в сторону Рыжебородого, разминавшегося в лучах рассветного солнца.

– Нет.

– Тогда почему они тебя позвали?

– Без понятия, – я пожал плечами. – Может, потому что я единственный мужчина? Салафиты вроде ж не любят общаться с женщинами…

– Ты не помнишь, как тебя зовут, но помнишь про салафитов? Очень странно.

– Я же помню про михраб и ренессанс…

– Это не михраб!

Упорная женщина, ей точно нужно работать в органах и светить лампой в глаза. Если, конечно, она не уже.