Но Ирод поверил в вину пророка и счел его опасным бунтовщиком, задумавшим поднять восстание. Сам тетрарх до такого додуматься не мог. Маннэи не сомневался: это царица умело распаляла спящие страхи Ирода.

Иродиада так хотела сделать из слабого и неловкого Антипы великого царя, что была готова на любые интриги. Она, словно большая черная паучиха, опутала сетями и Перею, и Галилею – прибрала к рукам все ниточки управления государством. Подданные Ирода уже давно знали, кто на самом деле правит ими.

Но жена тетрарха, будто не чувствовала, что делает все, чтобы однажды оказаться растерзанной толпой. Вот, и теперь Иродиада похоже думала, что, заточив в темницу и сгноив там пророка, обожаемого народом, Ирод покажет свою силу и власть. А если поднимется бунт, то его подавят римляне, не терпящие недовольства.

Царица ошибалась. Очень жестоко ошибалась!

Маннэи знал латинян и знал, что они не станут вмешиваться в местные распри. Да и разгневанный народ вряд ли обратит свой гнев против Пилата и его войск, ведь не их руки будут запятнаны кровью.

Был бы главный стражник волен сам принимать решения, он бы и пальцем не тронул пророка, а если б и отправился по его душу, то точно не в это время и не в этом месте. Но такой воли, к счастью или к сожалению, у Маннэи не было. А за долгие годы успешной службы он твердо усвоил одну непреложную истину – не нужно спорить с теми, кто может тебе приказывать. Это бесполезно, и ни к чему хорошему не приведет.

– Адон Маннэи, солдаты волнуются, люди недобро смотрят на нас. Давайте уйдем, – обратился к своему начальнику один из стражников.

– Мы не можем уйти. Мы должны сегодня привести Йоханана во дворец, – он тяжело вздохнул, и стражник, молча кивнув, вернулся к остальным.

В маленьком отряде зашептались: никто не хотел стоять на холме до утра, а вряд ли стоило надеяться, что народ, пришедший к пророку, разойдется раньше.

Маннэи смотрел на своих сподручных и понимал, что придется делать нелегкий выбор между неисполнением приказа и их недовольством, которое могло быть не менее опасным, чем гнев Ирода. Тем более, что даже стражники любили Йоханана, и каждый был бы только рад дать ему возможность спастись…

Маннэи тщательно взвешивал в своей голове все «за» и «против». Чаша весов настойчиво склонялась в пользу пророка. Он уже почти решился пойти против Ирода, но Б-г распорядил иначе.

Внезапно по веренице страждущих пронесся ропот, будто ветер зашелестел людьми, словно тростником у Ярдена. И все собравшиеся расступились, открывая дорогу главному стражнику и его подручным. Маннэи дрогнул и невольно попятился назад – он не понимал, чего хочет толпа, и побаивался ее.

Но толпа ничего не хотела, она лишь повиновалась тому, кого любила и уважала. Опираясь на посох, к главному стражнику шел Йоханан. Люди почтительно уступали ему дорогу и склоняли головы перед ним, но он никому не отвечал на поклон. Казалось, что он и видел-то лишь тех, кто ждал его на холме.

– Маннэи! Твои стражники устали, зачем ты мучаешь их? – Йоханан улыбнулся, и от его улыбки главному стражнику стало не по себе. Маннэи, увидев совсем близкого того, о ком говорил весь Йерушалаим, был изумлен его тихому смирению и могучей силе, таившейся в истощенном теле пророка. Казалось, что он может одним только взглядом испепелить всех стражников, но не делает этого, потому что добр и великодушен, и потому что принял решение отдать себя на заклание, словно жертвенного барашка.

Маннэи хотелось упасть перед Йохананом на колени и благоговейно поцеловать край его верблюжьих одежд. Сделать все, чтобы вымолить прощение и спастись от страшного греха, к которому толкал его царь.