– Страдают, понятно. Так у кого жизнь страдание? – уточнил я, – Я чего-то перестал понимать… Ты ведь если бы остался во дворце – то страдания у тебя бы не было? Было бы только у них? Ну так остался бы…

– Метапсихология социализма, – сказал Сид.

– Чего?.. – напряжённо переспросил я.

Он посмотрел в окно. За окном, похоже, готовился дождь: начинало темнеть, поднимался ветер, вздымая с дороги ветхую серую пыль. По верхушкам деревьев пробежал лёгкий озноб, какой бывает в предвестие хорошего ливня. Небо вздыхало, собираясь с силами.

– Нам нужно идти, – сказал он, – Но мы поговорим об этом, обещаю. И ещё о многом.

– Идти? – переспросил я, – Под дождь? Сейчас как ливанёт, промокнем…

– Это не дождь, – сказал он, не отрывая взгляда от пыльной дороги, – Мы засиделись на месте. Погода всегда должна быть хорошей. Если погода портится – это знак, надо уходить. Тут у нас так.

– А куда идти?

Он поднялся из-за стола и с удовольствием повёл плечами, потягиваясь. Причудливый браслет на его запястье, составленный из дерева и кожаных ремешков, затрещал, словно гремучая змея. Потом он посмотрел на меня насмешливым взглядом и указал рукой в сторону открытого окна на дорогу:

– Туда.

Ну да. Чего ещё можно было ожидать.

Тебе земля ходи, нога топчи, след делай.

Моя глаза есть – посмотри.

(Владимир Арсеньев, «Дерсу Узала»)

Тут самое время представиться и мне.

Меня зовут Эрегорд Харальд Агер, и я шаман.

Вероятно, вы представили себе одетого в звериные шкуры человека монголоидной внешности, стучащего в массивный бубен и ритмично приплясывающего вокруг костра.

Это не совсем так. Вернее, совсем не так.

Я не выгляжу, как бурят или тувинец, и как американский индеец тоже не выгляжу. Я не одет в звериные шкуры, и вообще отдаю предпочтение льну и хлопку перед шерстью и мехом. Бубна у меня тоже нет. Вернее, он есть, но он тоже не выглядит, как бубен.

Оказывается, это не так просто объяснить…

Попробую ещё раз.

Слово «шаман» вообще не имеет конкретного значения и указания на некую определённую личность. Это просто придуманное русскими собирательное название тех самых одетых в звериные шкуры людей монголоидной или индейской внешности, стучащих в массивный бубен и ритмично приплясывающих вокруг костра. Этих людей русские колонисты в избытке встречали во время своего настойчивого продвижения по территории Сибири, вплоть до Берингова пролива, а затем уже и на американской земле. Откуда это слово у русских, вопрос спорный: вполне возможно, от неких общих для санскрита и русского протоязыковых корней «са», то есть знание, и «ман», то есть человек, иначе «са-ман», «человек знания».

При этом ни один из этих людей, ни бурят, ни якут, ни индеец, ни кто-либо другой, сам себя так не называет.

Хотя, совершенно точно, знает чего-то такое, чего не знает большинство окружающих его людей.

Я бы тоже сам себя так не называл, если бы не одно обстоятельство.

Когда мне приходится объяснять людям, чем я занимаюсь, я неизменно обнаруживаю, что каждый из них способен понять в моём объяснении только то, что укладывается лично в его картину мира.

Скажем, если человек слышит, что в прошлом году я выпустил в таком-то издательстве очередную книгу, он с удовлетворением отмечает «А, так вы – писатель».

Если же я упоминаю, что в ходе общения со мной люди получают возможность изменить собственное мышление и поведение, решив таким образом собственные психологические проблемы, человек понимает для себя «То есть вы – психолог».

Если в его поле внимание попало упоминание о том, что я опубликовал статью или выступил с лекцией, он определяет, что имеет дело с «блогером» или публицистом.