Проводя аналогию, подчеркнём, что Киса олицетворяет не Ленина как личность, а ленинизм. Сталин также, по-видимому, мог с лёгкостью отбросить духовные и физические мощи Ильича и объявить себя единственным. Но почему-то он тащил за собой эту мумию (в прямом и переносном смысле слова).

Послушаем авторов. «Остап Бендер был задуман как второстепенная фигура, почти что эпизодическое лицо. <…> Но Бендер стал постепенно выпирать из приготовленных для него рамок. Скоро мы уже не могли с ним сладить. К концу романа мы уже обращались с ним, как с живым человеком, и часто сердились на него за нахальство, с которым он проникал почти в каждую главу» (Евгений Петров «Из воспоминаний об Ильфе»).

Буквально теми же словами описывают публицисты и историки начало карьеры будущего Отца народов. Мол, главным его качеством была второстепенность, никто поначалу не принимал его всерьёз, но всегда неожиданно для всех он выбивался на ключевые позиции.

Так «Двенадцать стульев» предстаёт перед нами художественной программой ленинизма-сталинизма, реализованной в литературном слое. А «Золотой телёнок», подтверждая этот тезис, демонстрирует дальнейшее его развитие и проработку деталей, что мы увидим ниже.

2. Параллели помельче: отец Фёдор – Троцкий

По мере углубления в ткань романов варианты интерпретаций разливаются широким потоком. Оставим попытки построить здание целиком, набросаем отдельные детали.

Что же такое, собственно, стулья? Это великая цель нашего общества – коммунизм. Вместо него получили «…шашки с часами, буфет, театр, в галошах не пускают… „Сокровище“ перешло на службу людям».

Возьмём главного героя второго эшелона – священника церкви Фрола и Лавра отца Фёдора Вострикова. В какой связи он находится с основной нитью романа, т. е. со стульями? Связь самая тесная и непосредственная. Взялся за конец этой нити отец Фёдор даже чуть раньше Кисы. Остап ещё более далёк от истоков. Энергию и талант в борьбе за стулья священнослужитель проявил недюжинные, однако его преследовал Рок. Рациональных объяснений его провалам не найти – судьба. Движение к цели вызывает уважение с точки зрения стратегической безошибочности. И стул из богадельни он добыл организационно безукоризненно, и к Коробейникову опоздал на мгновение.

Относительно же «Золотого телёнка» напрашивается такой вариант истолкования: Бендер – по-прежнему Иосиф Виссарионович, Балаганов – отображение Калинина, Ворошилова и тому подобных деятелей «из народа». Паниковский – это Каганович, или Молотов, или Ярославский, т. е. образ тех, кто, благодаря либо иудейскому происхождению, либо зачаткам образования, не совсем из народа. Козлевич олицетворяет преданных и бескорыстных промышленных и хозяйственных руководителей.

Кто же Корейко? Это Гитлер. Берлага – довоенная немецкая социал-демократия. Его, беднягу, изрядно потрепали и Бендер, и Корейко, как и её – Сталин и Гитлер. А вот Зося Синицкая – это мечта о мировом господстве. Она не достаётся ни Александру Ивановичу, ни Остапу. А достаётся интеллигентному Фемиди, символизирующему послевоенные западные демократии. «Рога и копыта» – коллективизация. Колхозы так же создавались не во имя того, что провозглашалось, и были столь же необходимы для реализации скрытых целей.

3. Ильф и Петров – любимцы начальства

Теперь вернёмся к вопросу, почему режим был так благосклонен к романам. Прямолинейное объяснение: Ильф и Петров бичуют и НЭП, и интеллигенцию, и духовенство. Тепло относятся к пролетариям и милиционерам. Критика бюрократии и аппарата вполне в духе Иосифа Виссарионовича, он и его сатрапы так же шпыняли управленцев среднего звена.