– Ты там что?

Позволять поднимать себя на смех и давать идею, о чем поведать друзьям при встрече, Карл совершенно не желал. Мало ли, что может показаться? Да тем более на свежем-то воздухе, вечером, да после попавшего в глаза дыма…

– Да уронил уголек на себя. Боль адская.

– Болван ты, все-таки, – засмеялась Мариша.

– А ты где была? Совсем пропала из виду.

– О, я искала, чем бы себя развлечь. Смотри, что я смогла откопать в хламе на верхнем этаже башни, – сестра потрясла старым и пыльным журналом, или тетрадью, или тонкой книгой – пожелтевшая обложка, в одном месте прогрызенная крысой или кем-то подобным, выглядела неприглядно, чем бы ни была на самом деле, – Испачкалась вся. Паутиной вот перемазалась. Пришлось идти отмываться, я только выходить из ванной собралась, и ты кричишь…

– И что это?

– О, это дневник некоего мистера Тэмптенса. Я прочитала несколько страниц – аж дух захватывает. Хочешь, прочту тебе вслух?

– Здесь все равно нечем заняться. Что ж, давай.

– Сие записи я, Г. Р. Тэмптенс, вознамерился вести, дабы мои будущие сыновья и дочери не остались в неведение о счастливой жизни моей и возлюбленной жены моей Элеонны, ежели Бог наш, Единый и Общий, возжелает разлучить нас и заберет к себе в царствие свое ранее, чем дети наши довольно прознают отцовской аль материнской любви, – начала зачитывать Мариша и перевернула страницу.

«14 мая 1879 г.

Великая благодать Божья обрушилась на нас. Единственный родич моей прекрасной супруги, что пережить сумел все войны и голода, прадед четвертой ступени родства, завещал нам поистине бесценный подарок. Чудесный замок на берегу моря народа балтов, просторный, с уютным зимним садом и просторным двором, кой оберегают от напастей высокие каменные стены. Нет в мире этом места, что подошло бы более.

Элеонна, свет души моей, не в силах понести уж третий к ряду год, и все целители вещают, что в воздухе морском, в настоях из тысячелетника да в отдыхе под тенью дубовой, надеемся мы найти исцеление. Служители господни велят молиться день и ночь, да там, где не потревожат души нашей пороки, да злые оки, порчу наводящие.

И мы нашли свой рай на этом свете»

«17 мая 1879 г.

Сегодня Элеонне поплохело. Должно быть, непривычный воздух повлиял, аль молится она с чрезмерным рвением. И забывает о мирской пище, возлагая нажд более на пищу духовную.

Во время предночной молитвы узрела милая моя супруга видение али неупокоенную душу. Глупышка, напугалась и бежать.

Да разве ж может Господь наш позволить нам, христианинам честным, с бесовскими вещами дела-то иметь?»

«19 мая 1879 г.

Место сие благодатное не принимает нас. Али Бога разгневали молитвами эгоистичными, да просьбами бесконечными…

Все ночи напролет не утихает ветер, а с моря нам доносится то вой, то стон души заблудшей. Являться предо мною стал неупокоеный – мужчина, в рыцарских одеждах, да без меча и со шлемом, что держит у локтя. Не смею говорить супруге, не надобно пугать ее.»

«22 мая 1879 г.

Неупокоенный преследует меня. Лишает сна мою жену. И не прогнать его никак – молитвы нам не помогли, обряды, что Элеонна знавала, не причиняли рыцарю вреда. И я пытался на него напасть, коснулся раз – и холод сковал мне душу.

Не благодатное сие место, а проклято. Нам жаль лишаться дома, но надобно бежать как можно скорее прочь»

«24 мая 1879 г.

Неупокоенный становится сильнее! Ничто не помогает с ним в борьбе. И чем сильнее завывает ветер, тем громче крики, вой и стоны, что сводят нас с ума.

С Элеонной мы бежать хотели, да двери под замком все, а на стене стоит тот самый рыцарь. Следит за нами днем, а по ночам – нам замок покидать нельзя. Однажды ринулись мы прочь, бежали, да не успели и дубов минуть – нагнал нас изверг, неприкаянный, одним касанием он заморозил руку мою. Успели под защитой стен спрятаться, да ночь потратили, дабы вернуть мою мне кисть. Все бестолку, трех пальцев я не чувствую, все почернели, и совсем не гнутся.