В комнату проник тонкий луч света. Дверь открыли с той стороны, полоска на стене сразу выдала пришедшего.

– Не спишь? – пьяный отец опирался на косяк и изо всех сил пытался держать глаза открытыми. За его спиной звучала возня в коридоре. Дядя Илья с супругой уходили, и я должен признать, что рад этому.

– Нет ещё, – ответил я шёпотом, чтоб не спровоцировать гостей остаться на несколько минут. – Что-то хотел?

– Да, сейчас.

Папа отвернулся в сторону коридора и подождал, пока закроется дверь. Теперь в этой квартире снова члены одной семьи, и я выдохнул спокойно. Мама встала за спиной отца, улыбаясь сквозь сильную сонливость. Они оба сегодня изрядно выпили, словно сами стали новобранцами.

– Что такое? – я привстал с кровати, опустив ноги на холодный пол. На меня смотрели два пары глаз, пытающиеся сфокусироваться. Родители чуть не упали, засмеявшись, но остались на месте. Мне захотелось сбежать.

– Хотим тебя поздравить.

– Поздравили уже.

– Этого мало. Подожди. – Мама тут же, почти вприпрыжку, пропала за стенкой. Отец снова начал хихикать как ребёнок, еле справляющийся с самим собой.

У мамы руки спрятаны за поясницей, и я включил полное освещение в комнате, встал посреди неё и вытянулся по швам, словно меня награждают. Мама вынула из-за спины плитку шоколада, который перестали производить ещё лет пять назад. Конечно, я не смог скрыть восторга, но не дал волю почти забытым чувствам. Принял небрежный свёрток с пометкой завода Верхнего Уровня и снял упаковку. Нежный запах поднялся до носа, у меня потекли слюни, я обвёл глазами родителей. Измученные работой и жизнью на Среднем Уровне, они были счастливы, пусть и смертельно уставшие. Я молча обнял обоих, решив потерпеть жуткий метиловый фон.

Конечно, я поделился, хотя и отец, и мама отказывались до самого конца, пока не пришлось самому отломить по кусочку и вложить в руки каждому, кто меня воспитывал и кормил эти восемнадцать лет. У меня не взмокли глаза, что странно. Я не испытывал нежности, но был безумно благодарен родителям не за сам шоколад, а за то, что он значит. Время и силы. Конечно, всегда хочется спросить про брата, но это сделает больно нам всем. Боюсь узнать, что на самом деле думает отец, давно переставший читать письма с фронта.

– Спасибо, я люблю вас.

– Ага. – Буркнул отец и махнул рукой. Знаю, он не мастак проявлять чувства, но природа возьмёт своё. Взрослый мужчина как обычно спрятался в ванной. Мы с мамой уселись на кровать.

– Как ты? – мама спрашивала и гладила меня по волосам, как в детстве, когда я долгими часами не мог уснуть, находясь в постоянной тревожности.

– Уже лучше. Хоть и боюсь всё равно.

– Это нормально. И я думаю, ты справишься.

– Вы правда отпускаете меня?

Мама разочарованно вздохнула и убрала руку, опустила глаза и чуть сгорбилась, наконец-то дав немного воли застоявшимся чувствам.

– Нам с папой очень тяжело. Твой брат, – мама как обычно избежала его имени, – бросил нас. Мы так и не смогли простить этого. Сколько бы писем он ни посылал, это ничего не изменит. Любой родитель боится потерять своего ребёнка, но смириться с предательством – уже совсем другое дело. Трудно его любить, и вот мы любим из тех сил, что остались. Мы и тебя любим тоже нисколько не меньше. Знаешь это?

Покрасневшие глаза мамы уставились в мои. У меня сбилось дыхание, настал тот момент, когда нельзя соврать ни себе, ни другому человеку.

– Знаю.

И я не соврал.

Папа отпросился с работы, мама тоже. Всю ночь я собирал сумки, зная, что и родители не спят. Сегодня мы попрощаемся на некоторое время, год как минимум. Невозможно спокойно видеть сны, зная, что разлука вынет из тебя сердце. Полночи я бесцельно пялился на плакаты, повторно проверял собранное и просто сидел на кровати. Будильник в соседней комнате загремел, а это значит, что осталась пара часов. Отец отвезёт меня на приёмный пункт и пожмёт руку. Мама обнимет, намочив слезами моё плечо. Я перестану быть чьим-то сыном, полностью перебравшись в распоряжение Багровой Армии.