Мысль о любви упирается в строго субъективный опыт – как пожар в прериях, который виден лишь одному субъекту, – в то, как его любимая проводит рукой по волосам, смотрит на него или играет со своим котом. Но тот, кто занят субъективным, всегда создает собственную теорию любви, превращая чувство в мысль. Научность психоанализа объяснима преимущественно в том смысле, в котором он является наукой о любви. Вдохновляет не то, что мы знаем о любви, а то, что любовь знает о нас как заданный Идеалом Я объективный всеохватывающий процесс, протекающий сквозь сердцевину ядра субъекта и тем самым делающий его уникальным. Процесс считается объективным потому, что в основе переживания лежит совокупность процессов: работа нейросетей мозга, предыдущий опыт, гормональный фон, культурные детерминанты, бессознательные процессы, особенности коммуникации, уровень энергии и т. д. Поэтому столь важно выделить в работе с сопротивлением именно то, что идет непосредственно от самого Я. Именно в любви происходит столкновение с бытием как таковым, поскольку именно в любви субъект встает на ноги, обнаруживает свое место. В этом смысле, только параноик может любить по-настоящему и более-менее представляет как обстоит дело на самом деле, хотя именно параноидальность, наплодившая бесконечное множество недоразумений в осмыслении желания, затерявшегося в биологических координатах и, несомненно, имеющее «кровавое прошлое», представляет собой пункт снятия возможности забывать. А возможность забывать размещает субъекта в Символическом посредством эффекта пропущенного начала. В основе лежит инерция как идеальная форма существования отклонения, образующая поверхность реальность мазками так, чтобы неутешительный ответ на вопрос «почему же ничего не происходит?» был найден не на уровне театрализации постыдной семейной истории, а на уровне определяющего для любовного переживания логического разрыва. Психоанализ позволят получить представление о том, что заставляет субъекта любить и что побуждает его желать, распознать неслучайные сходства, устанавливаемые непосредственно на уровне языка, расшифровать базовые образы и символические артикуляции, а также установить логические связи в отношениях. Порой любовь вспыхивает как раскат грома, как маньяк, появившийся в темном переулке. Образ любимого объекта – способ обладания фрагментом реальности между субъектом и объектом, носящая экспериментальный характер манифестация психического в акте восприятия. Влечения вступают в отношения с образом, представляющим собой отражение образа собственного тела, поскольку Я первично структурируется и впоследствии пересобирается исключительно как интерпретация Идеала Я. Именно поэтому любящий переносит свой аффект на неведомый ему объект желания в качестве образа другого, а сам Идеал образуется как след пережитого желания, объектом которого субъект являлся изначально! Субъект, расщепленный уже своим пребыванием во вселенной языка (планом содержания и планом выражения), подвержен актуальной истериоризации, отказываясь от идентификации с объектом и неустанно ставя под сомнение свое существование в модусе наслаждения, он хочет знать о том, кто он и каким путем ему предстоит пройти через горнило своего желанию. Чем ближе мы приближаемся к истокам психического переживания, тем больше оказываемся перед лицом чего-то критического, сфабрикованного, довлеющего, – того, что компенсирует различие отклонением. Так субъект, затронув нечто принципиальное, отходит в сторону и определенным образом раздваивается. Желание и бессознательное желание принципиально не пересекаются в субъекте, поэтому он мечется в расщеплении между желанием и желанием остаться кем-то конкретным, превращая опыт в ресурс, а любимый объект во внешнюю (вынесенную вовне) часть себя. Эта амбивалентность, заключенная в любви, однозначно получает в развитии теории наибольший резонанс.