<Проектный> вид императорского Воспитательного дома со стороны Москвы-реки. 1767

Общий вид зданий Московского Воспитательного дома. Литография второй половины XIX века. Вид от Солянки, на которую, как и сейчас, выходят ворота подъездной аллеи

Идея Воспитательного дома в общем виде принадлежала только что скончавшемуся Ломоносову, в подробностях – Бецкому. (Кстати, пренебрежение границами кварталов и трассировкой улиц отличало действия Бецкого во главе Комиссии по перепланировке старых городов.) Иван Иванович Бецкой видел свой дом блаженным островом, где бы сироты и подкидыши росли вне впечатлений и влияний мира, за стеной «окружного строения», словно в ограде моря. Такой оградой становилась и Москва-река, на двадцать лет лишенная берегового хода и проезда перед домом (там был разбит передний сад). Море стало житейским. Житейская превратность, как волна, несла к порогу дома-острова младенцев на спасение.

Построенный при окончании барокко, при начале классицизма, Воспитательный манифестировал не одинокую барочную робинзонаду, а коллективный классицистический руссоизм.

В античном Риме место Воспитательному дому, первому в истории, определил храм Милосердия, порог которого служил для оставления подкидышей, безвестных и сирот. Именно этот храм одним из первых в мире стал Никольским – уже в IV веке, вскоре после преставления святого Николая. И не случайно: житие его включает эпизоды детского призрения.

Соседство Воспитательного дома с храмом отчеканилось в московском случае на памятной медали. Где аллегорическая Вера, «…облокотившись при церковном здании на постамент <…>, повелевает человеколюбию (представленному во образе жены) поднять найденного на пути своем лежащего младенца и отнести в основанный милосердием императрицы Екатерины Вторыя, для спасения жизни сих рожденных, Воспитательный дом, коего часть видна вдали…»

Ф. Я. Алексеев. Вид Воспитательного дома в Москве. 1800-е

Место дома больше не выглядит случайным. Вокруг стояло даже несколько Никольских храмов – в Мыленках, в Кошелях и Заяицкий; но по смыслу ближе всех стоял Никола Мокрый, Водопоец.

Образ Николы Мокрого с его преданием о чуде спасения ребенка из воды мог бы служить эмблемой Воспитательного дома.

Который, в свою очередь, оказывался аллегорией, иносказанием древнейшей пристани, ее метафорическим перерешением.

Спасающий детей и моряков святитель Николай есть ангел яузского устья.

Дом оставался островом спасения и в огненном потопе 1812 года, как располагавший собственными средствами тушения и мужественным управителем Тутолминым. Вот кто был воплощенный принцип Воспитательного дома. Старших питомцев Иван Акинфиевич смог эвакуировать в Казань; прислугу дома, нанесшую вина из опустелых кабаков и перепившуюся, выпорол; у бонапартовского губернатора Мортье истребовал гвардейцев, с которыми растаскивал горевшие соседние строения. Иван Акинфиевич равнодушно принял приглашение от Бонапарта в Кремль и вел себя достойно на аудиенции. Наполеон распорядился устроить в доме лазарет, куда немедля начали стекаться погорельцы, а не только раненые. Управитель отдавал им собственные деньги, посылал из города на поиск хлеба и для сношений с русскими разъездами. Оборонял иноплеменников от казаков, вошедших в город первыми. Над прахом Тутолмина в Донском монастыре начертано: «Младенцев сохранил, бескровным дал покров и твердостью своей очаровал врагов».

Вид на Москву с балкона Кремлевского дворца в сторону Москворецкого моста. Гравюра с оригинала Ж. Делабарта. 1790-е. Фрагмент. В глубине – Воспитательный дом, каким его увидит с этого места Наполеон