Он важно поднимает палец, намереваясь что-то еще добавить, но я перебиваю его: «Минуту! Прошу вас, Нестор, загляните еще раз в мой файл и прочтите мне все, как вы выражаетесь, обрывки, касающиеся Тины, девушки, похожей на подростка. Ей двадцать три, у нее чуть косят глаза, а в волосах у нее рыжая прядь. Обещаю, я буду работать – но мне нужна подсказка, хоть один намек!»

Нестор пожимает плечами: «Все по расписанию, я уже говорил». Потом глядит на меня и неожиданно соглашается: «Ну хорошо. В виде исключения, один раз. В вашем файле… – он опускает глаза, листает что-то и сообщает: – В вашем файле нет ничего про Тину, девушку с рыжей прядью. По крайней мере, в той части, к которой я имею доступ – ни-че-го!»

«А что, есть и другие части? – спрашиваю я, подаваясь вперед. – Их нужно найти, послать запрос – как это делается тут, у вас?»

«Никак не делается, – скучно говорит Нестор. – Я уже сообщил вам все, что мог. Работайте над памятью – и, для начала, устраивайтесь поудобнее, вам предстоит много слушать. Вы сегодня выглядите получше, пора систематизировать вашу картину мира. Сориентировать вас, так сказать, во времени и пространстве. Как говорят тут, у нас, обозначить место – место всего. Итак, вы родились…»

Я делаю было негодующий жест, но понимаю, что с ним бесполезно спорить.

«Вы родились на трехмерной бране6, когда та была в середине своего цикла, – голос Нестора звучит ровно, без всяких эмоций. – У вас ее принято было называть „Вселенной“ и считать, что ею ограничивается весь мир. Таков, по крайней мере, был расхожий взгляд – вы, Тео, и кое-кто еще испытали это на себе. К счастью, ваши критики оказались глубоко неправы…»

Нестор делает паузу и говорит: «Да. Мы рассматриваем устройство мира, но и не забываем о вас лично. Вехи вашей карьеры удивительным образом соответствуют хронологии вашей браны. Но сначала – немного о мироздании в целом, как мы понимаем его здесь!»

«Здесь – это…» – встреваю я.

Нестор останавливает меня ладонью: «Слушайте, слушайте, – и продолжает, так же монотонно: – На самом деле, бран может быть бесконечно много, – он делает ударение на „бесконечно“, – но вряд ли нам удастся это проверить. Мы ограничены знаниями о двух: первой, на которой вы родились, и второй, на которой мы с вами сейчас находимся. Само пространство, в которое погружены локальные браны, существует, по-видимому, всегда – или, по крайней мере, очень долго. Браны же рождаются и умирают, проходя через независимые друг от друга циклы – условно назовем их „разбег-сжатие“. Во время каждого цикла существует период, называемый „окном жизни“; на вашей бране он составлял – или до сих пор составляет – несколько миллиардов ваших планетарных лет. Нам известна лишь одна точка, где разумная жизнь развилась до заметного уровня – ваша планета, на которой сформировался и ваш разум, Тео, и разум многих из тех, с кем вы встретитесь в новом мире».

«И ваш?» – я вопросительно поднимаю бровь.

«Обо мне мы сегодня говорить не будем, – сухо отвечает Нестор. – Слушайте, слушайте, не перебивайте!»

«Скажу два слова о самом пространстве, – продолжает он, – его, кстати, называют по-разному. Просто, без затей, „пространство“ или „метапространство“, как вы когда-то, или даже „метабрана“ – имея в виду, что оно, возможно, существует не само по себе, а вложено в какую-то еще более глобальную структуру. Мне это кажется неоправданным усложнением, но термин прижился, и мы с вами не будем его чураться. По меньшей мере два фундаментальных поля, гравитационное и консионное, являются межбранными: переносящие их частицы путешествуют из одной локальной браны в другую. Именно присутствие таких полей, гравитационного в первую очередь, ответственно за отмеченные в ваше время необъяснимые космологические явления. И подчеркну: есть основания полагать, что именно метабрана – и только она одна – эмитирует консионы, предсказанные вами. Это важно – очень, очень важно!»