Рядом со шрамолицым ехал парень – годков двадцать или двадцать два – в темно-коричневой, отделанной бобровым – вытертым, выцветшим, а все ж бобровым – мехом, тарататке. Светлые волосы выбились из-под шапки. Бородка и усы короткие, мягкие и курчавятся. Лицо доброе и немного растерянное, словно у мальца, который в первый раз в жизни на ярмарку попал. Тем не менее, на перевязи у паренька тоже висела сабля, а у задней луки виднелась рукоять арбалета.

Следом за ними ехала вторая пара путешественников.

Справа – громаднейший мужик. Ростом, по меньшей мере, без ладони три аршина. Широкоплечий, руки толщиной как у обычного человека ноги. Бородища до ключиц, вместо жупана – домотканая рубаха, а поверх нее кептарь из овчины. Поперек седла огромная – аршина два длиной, тяжеленная даже на вид дубина. Не всякому бойцу по силам с такой управиться. Зато, если кто под удар попадет, мало не покажется. Закованному в железо рыцарю ребра переломает, а легковооруженного всадника, вроде кочевника из-за Стрыпы, и вовсе вместе с конем унесет. С похожими дубинами – мочугами – лужичане в стародавние времена воевали против всяко-разных захватчиков и поработителей.

Слева от крепкого гнедого коня великана-кметя гарцевал, косил недобрым глазом и прижимал уши буланый тонконогий жеребец. На его хребте сидел невысокий шляхтич с простоватым лицом. Светло-русые усы и щетина на щеках. Нос кругленький, как молодое яблочко; брови густые, сдвинутые к переносице. Кунтуш четвертого всадника был когда-то алым, а теперь побурел, покрылся пятнами то ли от еды, то ли от пролитой крови. На ходу он украдкой потирал левую щеку, которая заметно опухла и уже начинала багроветь.

На длинном чембуре за седлом здоровяка шли две вьючные лошади – спереди мышастая, а гнедая чуть позади. Эта последняя заметно прихрамывала на левую заднюю.

– Ну... того-этого... дошла до Жорнища, – облегченно крякнул бородач. – Я думал, все... того-этого...

Курносый шляхтич кивнул, скривился и прижал ладонь к щеке.

– Болит, пан Юржик? – обернулся к нему едущий впереди парень.

– А то?

– Ну, ничего, в городе полечим...

– Н-н-найдем цирюльника, – заметно заикаясь, добавил черноусый.

– На что нам цирюльник, как у нас свой медикус? – сварливо отозвался пан Юржик Бутля. – Так нет же! Не хочет меня лечить! Всех лечит, а меня не хочет!

– Пан Войцек! – едва ли не со слезами в голосе воскликнул парень. – Ну, хоть ты объясни ему – не могу я без инструмента зубы лечить!

– Д-д-да что толку об-б-бъяснять? – через силу выговорил пан Войцек. Заикание нисколько не мешало ему командовать сотней порубежников в далеком северном городке Богорадовке. Служил бы он там и по сей день, если бы не случайная встреча с грозинчанами, когда порубежники стали свидетелями тайной встречи грозинецких драгун и зейцльбержских рыцарей. Сами едва не погибли, поскольку в живых оставлять их никто не собирался, но, благодарение Господу, отбились в неравной схватке. От чужих-то отбились, а от своих придворных интриганов не сумели. Чтобы избегнуть межгосударственной розни, пана Войцека Шпару от командования сотней отстранили. И вспомнили о лихом рубаке, жизнь готовом отдать за родные Малые Прилужаны, только перед элекцией. Отправили в Выгов с двумя десятками выпущенных из буцегарни преступников. Предполагалось, что они поддержат партию Белого Орла в случае беспорядков в городе. Да не удалось пану Войцеку с товарищами поучаствовать в городских потасовках. А может, оно и к лучшему? Слишком уж сильны были сторонники Золотого Пардуса в столице нынешним летом. Вместо этого пану Войцеку совсем другое дело поручили, но о том уже рассказано в другом месте.