– Надень их.

– Зачем это? – Мойра взяла протянутые ей вещи и покрутила в руках, рассматривая со всех сторон.

– Твои глаза, – ответил Джекс. – Они белые, а у людей так не бывает. И волосы тоже. Если не хочешь неприятностей, лучше возьми.

Лара уже успела задать парню несколько вопросов по этому поводу, но Джекс сказал, что Альма неформалка, а ее цвет глаз – всего лишь линзы.

Альма решила последовать совету. Она надела очки, в них было слегка непривычно и темно, но привыкнуть можно.

Это ненадолго. До тех пор, пока не вернусь домой, – подумала девушка.

А вот кепка не понравилась.

– У меня есть капюшон, чтобы прикрывать голову, – сказала Альма.

– Сейчас так никто не одевается. Из людей уж точно.

Сначала мойра стояла, размышляя над словами парня, откусывая по кусочку отданный ей хлеб с листьями салата, беконом и яйцом. А потом согласилась носить кепку, но сочла нужным сообщить Джексу, что она идет уже на вторую уступку за последние пару минут.

Доев бутерброд, который она была вынуждена признать вкусным, Альма сделала из своих длинных белых волос хвост и просунула их через отверстие в кепке. В ванной комнате, смотря на свое отражение, Альма заметила, что ее корни стали темнее, почти черными. Ей нельзя было затягивать пребывание в мире смертных.

Вскоре мама Джекса вернулась из магазина.

Лара принесла плащ. Он был таким же чистым и белым, когда Альма увидела его впервые. Он напоминал ей о сестрах, ведь она всю жизнь носила подобные одеяния, как и они. Лара обрезала подол, безжалостно испорченный огнем, и теперь плащ был не таким длинным, он доставал примерно до колена, но выглядел неплохо. Альма осталась довольна и похвалила смертного человека за работу.

– Знаешь, сын, она весьма странная, но это твой выбор, так что я не осуждаю, – сказала Лара, подойдя к Джексу и обняв его за плечи.

– Эм, нет, мама, она не моя де…

Джекс решил не вдаваться в подробности. Пусть лучше его мама думает что душе угодно. Все было лучше, чем правда.

– Спасибо, мам, – обреченно сказал он.

Альма осталась в их небольшой гостиной наедине с телевизором, который не привлекал ее внимания. Девушка отдала свое предпочтение стеллажу с книгами, рассматривая каждую и листая страницы.

– Тебе нравятся книги? – спросил Джекс, подойдя к ней.

– А, это ты, сме… Джекс.

Парень усмехнулся:

– О, ты все-таки назвала мое имя!

Девушка повернулась к нему спиной, беря в руки очередную книгу и пролистывая страницу за страницей. Ее глаза жадно впитывали текст, словно это ее последний шанс прикоснуться к нему.

– В моем мире есть обычные книги, но я никогда не брала их, не читала, – призналась Альма.

– Почему? Я думал, богини умеют читать.

– Конечно, умеют. – В ее голосе звучало возмущение. – Просто у нас с сестрами нет на это времени. Каждую секунду кто-то умирает, и я должна отрезать нити судьбы. Вторая сестра ни разу за свое существование не отошла от прялки, а первая от весов. Людей слишком много, и наша задача следить за каждым. Пока я не попала в это смертное тело, я даже не знала, что такое еда или сон.

Она перестала говорить, и Джекс заметил, каким пустым был ее взгляд.

– Даже сейчас я чувствую, как кто-то умирает, вижу против своего желания. Я до сих пор мойра, богиня судьбы, и могу видеть судьбы, даже несмотря на то, что оказалась в мире людей. Мою работу сейчас выполняют служители Танатоса, но я не остаюсь безучастной, я все чувствую, как и раньше.

– Это звучит очень печально.

Альма пожала плечами:

– Для этого нас создали.

Ему стало жаль девушку. Джекс хотел предложить ей остаться в их доме на неопределенный срок. Несмотря на ее странное поведение и высокомерие, теперь парень понимал ее, хотя бы отчасти. Насколько смертный мог понять богиню судьбы.