– Как родители?

– Успокоены. Я сказала им, что познакомилась с респектабельным госслужащим.

– Это не совсем правда, но уж точно не вранье, – улыбнулся я.

– У меня сюрприз для тебя, – Лиза достала из кожаного рюкзачка квадратный футляр, а из футляра, я не поверил своим глазам, «Полароид».

– Вчера ты говорил, что девяносто пятый преследует тебя? Так вот, этот аппарат был куплен в год моего рождения, ты помнишь какой. И кассеты в нем тоже из прошлого. Давай сфотографируемся?

– С удовольствием, – я не подал виду, но чуть разозлился – уж слишком много разговоров вокруг прошлого. Не самого приятного, скажем сразу.

Лиза выставила вперед руку с фотоаппаратом и сделала снимок.

– Так, сейчас нужно подождать, – тоном фокусника возвестила она.

Спустя несколько минут снимок в ее руке остался таким же темным, как и вначале.

– Я, кажется, вижу что-то, но фото, конечно, запорото, – Лиза с разочарованием вздохнула, – ничего, сейчас еще попробуем, мне для тебя не жалко.

– Не надо, – остановил я ее и сунул снимок в карман, – давай еще погуляем.

Мне очень не понравилось то, что я увидел. Вместо двух силуэтов – один, темный, на весь лист. Казалось, он смотрел прямо на меня. Но все это ерунда, ведь кассета давно просрочена.

Глава 2

Мальчик стоял на крыльце школы, прикрываясь от дождя портфелем. Всех первоклассников уже увели по домам, или они разбежались сами, стайками, каждый в своей компании. Уроки давно закончились, даже у второй смены. Мальчик вздохнул и с тоской оглянулся на окна школы – там было тепло, но оттуда его выгнала сердитая вахтерша, тетя Мотя. Звали ее Матрена Васильевна, так что тетя Мотя она и была.

Похолодало. Октябрьский дождик, ветер – мальчик поежился и робко поставил ногу на ступеньку – может, пойти домой? Нет уж, отец сказал, чтоб он ждал его тут, у школы, отец сам придет и заберет его домой. А если мальчик ослушается и уйдет раньше, то может здорово получить по пятой точке.

Первоклашку била крупная дрожь, он готов был разрыдаться, когда увидел, как под зеленым, кислотного цвета зонтом, к школе бежит мама. Она сама едва не плакала. Взлетела на крыльцо, сняла с себя куртку, укутала сына, и, неловко держа сразу и зонтик, и ребенка, и его портфель, понесла домой.

– Нельзя, мам, папа обещал забрать. Ругаться будет, – бормотал мальчик.

– Это мы еще посмотрим, кто будет ругаться, – прошипела мать, шагая прямо по лужам, которые доходили ей едва ли не до щиколоток.

Дома мальчик согрелся в тепле, и засыпая, на волнах открывшегося у него жара, сквозь дрему слышал на кухне голоса родителей

– Ты обещал ему! Он ждал, шесть часов тебя ждал, ты это понимаешь? Если он серьезно заболеет, пеняй на себя! – это мать.

Ей отвечал отец, в голосе которого сначала слышалось удивление, а потом злоба

– Не обещал я ему ничего, о чем ты? Сказал, пусть после уроков сразу домой идет! Что ты меня пугаешь? Что пугаешь? У него ума с гулькин нос, снова придумал себе невесть что, а теперь сам верит!

Дальше мальчик не слышал ничего. Он крепко спал.

Я ехал за город, к маме. Маршрутка летела по ухабам мимо посадок и полей, березки сменялись угрюмыми соснами, ветер влетал в приоткрытый люк. Вокруг сидели и дремали чужие люди. С огромным удовольствием я бы держал сейчас за руку Лизу, но от приглашения навестить мою маму вместе она вежливо отказалась. И я ее понял. Слишком мало прошло времени с нашего знакомства, чтобы устраивать еще и знакомство с родителями.

Маршрутка резко остановилась, кто-то вышел, кто-то зашел. Мне выходить через две остановки, это примерно минут сорок езды без правил. Глаза слипались, пришлось надеть наушники и врубить музыку погромче.