– Вот, – кратко подытожила бабушка. – А ты не слушаешь, отнекиваешься, смеёшься. Конечно, вы теперь образованные, не подступись! А жизнь-то сложнее и непонятнее, чем вы себе представляете!

– Бабуль, расскажи ещё раз, пожалуйста, почему там стало «водить», что произошло?

Михаил был мужик молодой, проворный, нагловатый, любил ходить по деревне и за околицей её, высматривая, примечая, что где лежит, что позабыто или осталось бесхозным.

Со временем закрепилась за ним слава вороватого, нечистого на руку человека. Надо признать, на то были основания – один раз его поймали на воровстве заступа2 у соседей, другой – заметили подпоясанного чужим кушаком. В деревне таких людей не любят, не уважают.

Все люди живут здесь своим трудом, взять чужое – большой грех. Миша знал это, но привык к дурной славе, давно перестал стесняться: «Пусть! Вор – так вор! Зато у меня в пелеушке3 прорва разного добра!»

Мужики и бабы стали присматриваться к молодому мужику – всякого можно от него ожидать, Но по доброте душевной прощали ему эту «странноватость», в остальном он был мужик как мужик: недавно женился, а меньше года назад обзавёлся первенцем – дочкой Екатериной.

В этот раз Тика, как прозвали его в Молодях, забрёл к мельнице, стоявшей за деревней под горой. Мельница была старая, выделялась тем, что громко и визгливо скрипела при вращении крыльев, нагоняя на всю округу тоску и безнадёгу. «Надо перекинуться словом-другим с хозяином о помоле жита, – взбадривал себя Тика. – Может, сойдёмся на более выгодной цене, чем запрашивают на других мельницах – в Малых Смёнках или на Лентьеве, например».

Мельниц в соседних деревнях хватает, в каждой своя, в некоторых даже две. В Молодях, например, кроме этой – старой развалюхи, есть другая. Да помимо того, на реке, по указанию барина Турчанинова, построили диковинную для этих мест – водяную. Ещё в деревне маслобойня имеется, но ему сейчас нужна мельница.

Тика толкнул плечом покосившуюся дверь и оказался в непривычном мире технического шума и скрежета, летающей в воздухе мучной пыли и мягко щекочущего нос хлебного аромата.

Дневной свет проникал внутрь молниеподобным длинным солнечным лучом, преламывающимся где-то в гулкой высоте. Мельника и никого другого внутри не было. «Хорошо бы тоже обзавестись мельницей, – мечтательно подумал непрошеный гость. – Ветер работает, а ты только деньги за помол бери. Ценой можно играть: убавлять-прибавлять, в зависимости от сезона и запроса мельников-соседей. Так можно обеспечить хорошую жизнь себе и маленькой дочке. А когда она подрастёт, рассчитывать на выгодную партию, чай не бесприданница будет – наследница мельницы! Например, у хозяина этой “скрипучей телеги” подрастает сын, племянники. Захаровы – люди видные, зажиточные», – размечтался Тика. Но об этом рано думать, пока надо решить вопрос помола. Мужчина собрался было уходить, но взгляд его упал на плотный ряд мешков, стоящих впритык недалеко от двери. Решил проверить. Убедившись, что они наполнены мукой, поймал себя на шальной мысли: «Мельника нет, и допоздна наверняка он здесь не появится». Глупо не воспользоваться моментом! Тика приподнял за край ближний к нему мешок, прикидывая вес. Вполне по силам донести до дома, а потом кто станет искать, разбираться? Здесь прорва этих пыльных мешков, одним больше, одним меньше. Взвалив узел на плечо, протиснулся на улицу.

Шёл сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее в сторону дома. Зайдя в пелеушку, скинул мешок на сереющую пестроту прошлогодней поленницы дров, сложенных в дальнем тёмном углу, снял холщовую рубаху и хорошенько выбил из неё мучную пыль. Штаны тоже надо вытрясти и волосы расчесать мелким гребешком – озадачил себя.