– Доброе утро, – улыбнулся батюшка. У него оказалось худое морщинистое лицо и круги под глазами. – Вы на службу?

– Я… нет. Мы с друзьями тут остановились. – И Ника указала на гостевой дом.

– А, туристы, значит.

– Угу, – кивнула Ника.

– И куда путь держите?

– Мы… – Ника мялась, не зная, можно ли рассказывать первому встречному об их маршруте.

– Понял, – как-то жёстко сказал священник. – Мещёра.

– Да, а как вы догадались? – зачем-то изобразила дурочку Ника.

– Так это наша местная достопримечательность. Модный туристический маршрут. Часто приезжают и туристы, и кладоискатели.

– И как? Нашли что-нибудь?

Священник только махнул рукой.

– А можно спросить? – услышала Ника собственный голос.

– Да, конечно.

– Э… – Ника смотрела на ожидающего вопроса батюшку и стеснялась спросить, зачем ему столько чёрных кошек. Но сумела выйти из положения, вспомнив табличку, проволокой прикрученную к забору: – А что такое скорбящих радость?

– Икона такая. У нас церковь в честь иконы «Всех скорбящих Радость». Скорбященская, так сказать.

– Я не об этом. – Ника сама удивлялась, как легко вываливала сокровенное человеку, которого видела в первый раз. – Как это – скорбеть и радоваться одновременно?

– Ну, как бы объяснить, – священник поскрёб седую бороду. – Любая скорбь ведь не вечная.

– Правда? – выдала Ника, чувствуя пощипывание в глазах.

– Правда, – успокаивающе произнёс священник, будто глядя Нике в душу. – Всё заканчивается, и скорбь тоже. И потом приходит радость.

– И всё? – От слишком простого объяснения тянуло разочарованием.

– Ну, положим, не всё. Люди ведь могут скорбеть не только от внешних неприятностей, да?

– А от чего ещё?

– От собственных грехов. Бывает, сделает человек что-то непотребное, и так ему самому плохо становится, что… – Священник, не находя нужных слов, размахивал рукой в воздухе.

– Это как тащить на себе чемодан с камнями. – Ника тихо высказала мысль, что давно вертелась в сознании. – Да ещё и без ручки.

– Точно, – кивнул священник. – А потом человек получает прощение и радуется, потому что этот чемодан вдруг оказывается лёгким, как пушинка, или даже пустым. И можно в него что-нибудь хорошее положить.

– А если человек сам себя не прощает? – Вопрос всплыл сам собой, раньше он Нике в голову не приходил.

– Трудно так сразу ответить, – батюшка снова скрёб бороду.

– А если человек напакостил, а ему не стыдно? – Снова выскочил давно нывший вопрос. – Если человек об этом не переживает? И вообще не думает. Радуется без скорби. Разве это честно?

– Радость без скорби бывает только в Раю.

В этот момент к церкви подошли две женщины, одна постарше в косынке, завязанной под подбородком, другая помоложе. Вторая, не доходя до забора, достала откуда-то тонкий зелёный шарф и стала пристраивать его на голове. Нике показалось, что это именно те женщины, которых они вчера видели в одном из домов. Которые крестились. Нет, одна крестилась.

Обдумывая, те это женщины, или нет, Ника обнаружила, что ноги сами собой понесли её прочь от церкви и священника, который, кажется, понял, что она уже год таскала с собой чемодан, набитый камнями. Вот так бывает – близкие будто слепые, не видят, что происходит, а человек, которого встречаешь впервые в жизни, – раз! – и всё понимает.

– Ты откуда? – удивлённо подняла брови Стася, когда Ника вошла в столовую гостевого дома.

– С прогулки, – буркнула Ника, садясь за стол. Хотя очень хотелось выдать присказку про верблюда. Да порезче.

– В окно, что ли, выпрыгнула? – пробубнила Женя, жуя пирожок.

«Не твоё дело», – мысленно гаркнула Ника, быстро запихивая в рот глазированную плюшку, чтобы не выдать чего лишнего.