– Веру можно испытывать лишь тогда, когда она имеется. – Я облокотился на теплую еще от дневного солнца стену и прищурил глаза. – А у тебя всей веры – дюжина заученных наизусть молитв, смысла которых ты и наполовину не понимаешь, да прочитанная по обязанности Книга Деяний Троих. Как ты вообще в послушники-то попал? Сын князя все же, не абы кто.

– Да… – расстроенно пробормотал Тумил, махнул рукой и на какое-то время замолк, затем тяжело вздохнул и произнес совсем уж невесело: – У отца только и богатств всего, что княжеский титул. А на деле – пара нищих горных деревенек и крепостица на скале, которую ни защищать некем, ни отреставрировать не на что.

Ну прям классика. «Ковры молью проедены, овцы давно съедены».

– И старших братьев, поди, у тебя целый табун?

– Ага, – кивнул Тумил. – Шестеро. Да трое сестер, тоже старших, а им же приданое надо. Я-то последыш. Ну и… Не хватило, в общем, у отца денег, чтобы мне кольчугу, коня и саблю справить.

Он с отсутствующим видом начал разглядывать окружающие горы. Ну, ясно, что разговор для него неприятен.

– Не грусти, – вздохнул я. – Тут жить тоже можно. Иной раз даже и долго, вон на меня только, старого, глянь. А витязей убивают уж больно часто.

– Ну да, – неискренне согласился паренек и тяжело вздохнул.

– Ладно, время позднее, а завтра еще брата Шаптура провожать. Пора по койкам. – Я попытался встать и рухнул обратно на скамейку, схватившись за спину. – Ах ты ж, Трех Святых и всю Великую Дюжину об пень-колоду! Помоги-ка встать, «внучок»…

– Это тебе, брат Прашнартра, за твою злоязыкость боги больную спину послали, – пробормотал Тумил, но подняться помог.

– Да кабы только это… – прокряхтел я, припоминая свою встречу со светоносным существом. – Еще всяких молодых да резвых, которых в детстве пороли мало, чтобы чужую старость уважали. Прислони-ка меня к стеночке.

– Ох и вредный же ты дед, скажу я тебе, – хмыкнул Тумил. – Но умный.

– Это точно, – согласился я, постепенно распрямляясь. – Полная спина ума.

– Тебе, может, помочь дойти до кельи?

– Дохромаю, – отмахнулся я. – Не впервые прихватывает. Иди отдыхай тоже, завтра вставать раньше обычного. И кушак завяжи, а то штаны потеряешь!

В столицу Шаптура провожали до восхода, в полумраке еще, всем личным составом. Брат-кормилец ему в дорогу каких-то вкусностей напек, мы гимн пропели, и на том, в общем-то, все. Жизнь в обители вошла в привычную колею: молитвы и работа.

Мы с Тумилом перед этим, правда, успели столько рыбы в монастырские закрома натягать, что в ближайшие дни рыбалка ну никак не намечалась, так что пришлось работать по-настоящему. Не то чтобы я совсем уж надрывался, но менять черепицу на крыше одной из многочисленных часовен, мне кажется, можно было и кого помоложе загнать. Я б вот лучше в птичнике потрудился, может. Там иной раз и яичко свежеснесенное умыкнуть можно, покуда не видит никто…

Три дня мы с этой черепицей проваландались, потом еще два переделывали. Ну а на шестой день, когда брат Шаптур как раз уже должен был к Аарте подъезжать, в монастырь примчался всадник на взмыленной лошади.

Одет он был не слишком богато, дорогой сбруей или статью скакуна похвастаться тоже не мог, однако настоятель принял его без промедления. Я вот сразу подумал, что это не к добру. И, надо сказать, не ошибся.

Время, когда прибыл наездник, было уже почти обеденное, так что все, кто был свидетелем сего появления, довольно скоро выкинули событие из головы. Каково же было разочарование братии, когда, в урочный час явившись в трапезную, никаких приготовлений к обеду мы не обнаружили. Лишь заманчивые запахи с кухни, обычно более сильные к этому моменту, дразнили наше обоняние.