Крылатые верзилы помогают полуживой санитарке подняться. Тот, что помельче, мочит полотенце, пока сильнейший перекладывает жертву насилия на постель. Полотенцем женщине начинают промывать бесчисленные раны на лице. Кровь продолжает сочиться, но даже сквозь неё Андрей видит, что лицо женщины гораздо моложе санитарки из коридора.

Вот взгляд молодого и даже симпатичного девичьего лица нащупывает в тёмном углу своего обидчика. Осознав, что его обнаружили, Андрей морщится как дождевой червяк. Его припухшие от рыданий глаза выражают мольбу о прощении.

К удивлению Андрея девушка выражает молчаливое понимание и одаривает своего бывшего палача успокаивающим взглядом. Она быстро теряет к нему всякий интерес и отводит глаза в сторону, успев запустить в Андрея последнюю искру. Искру уничтожающей жалости. Эта искра приводит в действие жестокий подсознательный механизм Шаттла и бешенство вновь заволакивает палату мрачным туманом. В стене разрастается знакомый водоворот и изгнанный демон, изрядно выросший в габаритах, возвращается в палату.

Пара ангелов бросается на него, но огромная бензопила в единый миг разрезает их пополам. Очередь за девушкой в костюме санитарки. От цепи бензопилы до её шеи остаются миллиметры, когда Андрей вспоминает это лицо. Демон завершает своё дело и спокойно удаляется в свой мир, оставив три растерзанных механическим оружием тела, но у Андрея нет ощущения победы. Отнюдь, он догадывается, что проиграл и лишился чего-то важного. Чего-то, что уже никогда не вернуть.

Девичья голова подкатывается к его ногам и останавливается, уставившись глазами вверх. Андрей опускает взгляд и видит, нет – чувствует ту самую выжигающую все внутренности жалость. Жалость жертвы к своему убийце.

– Но ведь это не я! Не я тебя убил! – завопил Андрей.

– А кто? В палате больше никого нет. Ваши руки в крови. – старший лейтенант Ловчев довольно потирал ладонями и и вопросительно пялился на Андрея.

– Да меня вообще не может здесь быть. Как и всего этого.

– Этот факт вам ещё предстоит доказать. У вас есть алиби?

И, аллилуйя, алиби впорхнуло в кабинет и спокойно заявило:

– Андрей Фёдорович Шаткий в данный момент отдыхает после очередной сложной операции в VIP-палате отделения медико-психологической реабилитации. А это в другом крыле здания. Так что прекратите милицейский произвол! – голос Класи не имел абсолютно никакого выражения, чем смял лейтенанта в жалкий комок бессилия.

Милиционер стал быстро уменьшаться в размерах, пока совершенно не исчез.

Сам Андрей тоже уменьшился, что позволило Класе взять его на руки и вылететь из палаты №22. Маленький Андрюша прижался к груди своего ангела-хранителя и впал в коматозное состояние.

Андрей Павлович Ковыряло с облегчением выдохнул. Прекома отступила и его друг перешёл в состояние безобидного глубокого сна. Теперь можно заняться улаживанием бумажных дел: очистить историю больного от упоминаний про отравление производными барбитуровой кислоты.

К счастью, организм Андрея Шаткого оказался намного крепче, чем врач ожидал. Будь Шаттл на 15—20 лет старше, он вряд ли выдержал бы наркоз после принятия изрядной дозы ангельских слёз.

– Клася… Клася. – этот бредовый зов безумно обрадовал Ковыряло, предпочитавшего не отходить от пациента и лично проводить все процедуры. Он распорядился, чтобы юную медсестру срочно сняли с выходного, полагающегося после ночной смены, или вызвали в частном порядке на обслуживание VIP-палаты.

Девушка отреагировала оперативно и уже спустя сорок минут сидела в кабинете Андрея Павловича.

– Поздравляю, Клавдия Егоровна, наш неудачливый пациент, судя по всему, не равнодушен к вам.