Глава семейства, как всегда, проснулся раньше всех. Открыв глаза, Станислав прислушался к размеренному и глубокому дыханию, что раздавался за его спиной. Пролежав так с минуту, давая мозгу окончательно пробудиться, Стас вытянул вперед себя затекшую руку, приветствуя солнце, лучи которого пробивались сквозь осыпающиеся листья берез, что семейством росли под их окном. Деревья раскачивались в такт дыханию жены. Высвободив из-под себя другую руку, молодой художник принялся рисовать воображаемую картину, что возникла в его голове. То был утренний пейзаж, наблюдаемый в окно из домика на Кеплере. Стасу очень нравилось рисовать пейзажи далеких от Солнечной Системы планет. Его картины пользовались неплохой популярностью и его идеи довольно-таки часто одалживали кинорежиссеры снимающие фантастические фильмы. Однажды ему даже самому предложили сняться в очередной фантастической эпопеи, но он наотрез отказался от этой затеи, сославшись на мигрень. Закончив свой пейзаж, Стас отложил в сторону краски и нежно погладил пуповину на шее.

– Хотелось бы мне вдохнуть в тебя жизнь, что струиться извне испокон веков. Незримая подать и дань человеку, что бережно чтит твое естество…

– Невзирая на убыль бесконечности дней, – шепотом раздалось за его спиной.

– Аня, – произнес Стас переворачиваясь. Его сердце застучало чаще.

Анна, как и любая другая женщина, была особенно прекрасна в глазах своего мужа. Он часто ей говорил это, в ответ на что она мигом пряталась под одеяло и всячески протестовала его нежным комплиментам. Их дочь лежала между своих родителей и их внимание всецело было обращено на их крохотное творение.

– Скорее бы она вздохнула, – с хрипотцой в голосе, произнесла Анна, гладя малышку по ее крохотной голове.

– Мы сделаем это, – ответил Стас, целуя свою жену в голову. – Пойду машину прогревать. А ты пока собирайся потихоньку.

Взглянув на электронные часы, что стояли на прикроватной тумбочке, Станислав нахмурился и отправился в гараж. В гараже было прохладно, даже слегка морозно. Зима неумолимо подкрадывалась, вытесняя теплую, хоть и дождливую в этом году, осень своими леденящими чувствительную кожу щупальцами. Укутавшись в пижаму, которую Стас забыл сменить на нечто куда более теплое, он подошел к воротам, которые забыл закрыть до щелчка и ногой помог тем закрыться окончательно.

– Хотя какая разница? – недовольно буркнул художник, подходя к автомобилю.

Усевшись в остывшее водительское сиденье, он повернул ключ зажигания, включил печку на всю и довольный тем, что подогреет салон для жены, откинулся на спинку кресла.

– Дерьмо! – в сердцах выругался тот и, пулей выскочив из авто, устремился к запертым вратам. – Да лучше бы я рисовал столько же эпично, как у меня выходит косячить на каждом шагу! Ха-ха-ха! – Стас боролся с запертыми вратами, замок на которых через рас заедал. А в прошлый раз они открылись на удивление легко. Справившись наконец-таки с надоедливым замком, он пообещал себе, что сегодня же займется этим.

– Чем этим? Я ж забуду опять… – прижав руку в то место, где давала о себе знать пуповина его дочери, он, придав своему доброму выражению лица вполне себе серьезный вид, повторил мысленно восемь раз то, что зарекся сегодня совершить.

Стас был до сих пор влюблен в Анну с такой же точно силой, с какой он любил ее еще будучи школьником. Это ощущение не проходило. Оно лишь стремительно разрасталось в груди молодого художника. Его чувствительное сердце раз в день да замирало от неожиданно нахлынувшего любовного порыва, который, словно осенний ветер, заставший врасплох прогуливающуюся парочку влюбленных, давал им лишний повод слиться в нежных объятиях друг друга, дабы не дать ветру заставить их отпустить руки.