Оказалось, что Рем стоял в проходе, и слышал, как минимум часть нашего разговора. Он сердито смотрел на Машу и спросил ее:

– Ты чего пришла? Опять жить негде?

– Не дождешься! Я по поводу очередных поборов. Ну сколько можно? Пятьдесят процентов бурды мы тебе сливаем, от дохода десять процентов в общаг платим, еще налог, а сейчас еще пять процентов на резервный фонд отдавать! Я не могу столько платить, на что я жить должна?

– Не нравится, можешь в соседнюю область поехать, там они двадцать процентов отдают. Я и так вас оберегаю как могу, а ты копейки платишь! И жижи ты меньше всех приносишь, я регулярно тебя перед начальством выгораживаю, а от тебя одни претензии!

– А сколько мне отдавать – я медсестра, а не олигарх! – закипела Маша.

– Так нашла бы другую работу, Создатель, да ты вообще можешь не работать, у нас большинство девочек без работы деньги как-то находят и живут как хотят! Тебе умение внушать на что дано? И мозги?

– Я так не хочу, и ты прекрасно знаешь об этом!

– Да знаю, знаю! И чисто по-человечески я тебя очень даже уважаю! Жить честным трудом, брать жижу только по мере необходимости и прочее бла-бла. Но и ты меня пойми! Мы по показателям из-за тебя уже худшие по стране. По стране! Меня начальство уже с потрохами на каждом совещании доедает, скоро совсем сожрет! Вот снимут меня и поставят кого-то из столицы тогда поймете мою доброту! И деньги мы не в общаг сдаем, а в профсоюз, сто раз тебе говорил. Чтобы кормить и поить вот таких как она, – ткнул Рем в меня пальцем, – пока не обустроятся.

– Ой, да что ты мне рассказываешь, ты хочешь сказать, что человек пятьдесят в год съедают весь общаг? Ну, конечно! Мне-то сказки не рассказывай!

– Маш, ну чего ты хочешь добиться? Чтобы я к Высшим с этим вопросом пошел? Чтобы меня от цепочки отлучили? Я ж не как вы. Я даже для жизни себе, бурду, как ты ее называешь, достать не смогу. Ты меня кормить будешь?

– А меня кто будет? Мне, с ваших поборов, уже на съём денег не остается. Где я жить буду?

– Тут живи. – пробурчал Рем. – Ладно, общаг, тьфу, профсоюзные и остальное сам за тебя платить буду. Ну ты все равно, постарайся хоть немного побольше жижи добывать, ладно? Ну, последние мы в рейтинге, Маш, последние! Уберут меня!

– Ладно, буду с большим садизмом делать уколы и клизмы, больше ничего не обещаю.

– Эх, ты б хоть в детское перевелась, ты же знаешь было бы больше…

– Заткнись уже, а то все остатки уважение к тебе потеряю. – сердито перебила Рема Маша. – Ладно, пошла я, мне еще выспаться сегодня нужно, снова в ночь поставили. Запиши мой номер. – сказала мне Маша, – Пока нормальной будешь, звони. Может встретимся, поболтаем.

Я записала в телефон номер Маши, та не попрощавшись вышла, а я обратилась к Рему:

– Кстати, телефончик-то не мой, вдруг в розыск объявят? Да и некрасиво вышло, забрала у беспомощного дядечки средство связи и курточку. Вернуть бы надо. Ты сказал, у вас фонд на таких нищих приживалок как я есть? Выделишь мне немного? Куплю себе одежды, телефон и съезжу этот отдам.

– Тебе что, больше всех нужно? Выкинь телефон и куртку в мусорку, кому нужно эту звонилку китайскую искать?

– Это для тебя китайская звонилка, а для человека телефон может быть очень ценной вещью.

– Да как хочешь, если заняться нечем. У меня своих дел по горло, побегай пока, осваивайся. Денег дам. Документы тоже. Учти, эта благотворительная помощь ненадолго. Уже сейчас думай, где деньги и жижу доставать будешь. Сразу предупреждаю, никакого криминала и уголовки не потерпят, если что неладное заметят, УЛН тебя живо утилизирует.

– УЛН?

– Ну, есть три высшие независимые организации, УЛН, УНН и УЦД. Они не от кого не зависят, ни от нас, ни от церковников, и ориентируются только на Закон. И церковники, и мы, выплачиваем этим организациям налог, чтобы они могли жить и работать. Первая организация – учет летописных тварей, УЛН, если сокращенно, или улиточки, как мы их нежно называем. УЛН за нами следят, чтобы нечисть, как они нас называют, место свое знала. И если кто-то из наших нарушает договоренности или, не дай Создатель, Закон, то что делают наши улиточки?