– С кем имею честь?

– Позвольте для начала вручить вам письмо Варвары Николаевны… – сказал гость.

Артамонов машинально вскрыл конверт, пригласил гостя сесть и прочитал: «Милый, дорогой мой Юрий, это письмо тебе вручит Павел Петрович Колесников, оказавший мне большую услугу. Какую – он сам тебе скажет. Слава богу, все обошлось… Обнимаю тебя, Христос с тобой, дорогой мой, береги себя ради светлого будущего. В. С.».

– Так… Стало быть, вы прямо из Москвы?

– Нет. Я ездил в Берлин по командировке, на обратном пути задержался на один день в Ревеле. Простите, явился в такой поздний час. Так удобнее для меня. Менее заметно.

– И вы возвращаетесь в Москву?

– Так точно.

– Значит, вы, как это у вас называется, «совслуж»?

– Да. Приходится служить.

– И вы рискнули посетить гидру контрреволюции?.. Ну что ж, я вам благодарен за весть о тетушке Варваре Николаевне. Она пишет, что вы оказали ей услугу.

– Незначительную. У Варвары Николаевны были неприятности с домкомом. Ну, я их припугнул, только и всего.

– Значит, в Ревеле вы проездом… Где остановились?

– В гостинице «Золотой лев».

В передней послышался звонок. Артамонов извинился и вышел в переднюю. Раздались негромкие голоса, затем Артамонов вернулся. С ним вошел коренастый, невысокий блондин с седыми висками.

– Штабс-капитан Всеволод Иванович Щелгачев, – представил его Артамонов, – при нем можете говорить все, решительно все.

– Что, собственно, вас интересует?

– Прежде всего, как там живется в Москве? Вы давно оттуда?

– Пошла вторая неделя. Я, как изволил вам докладывать, сейчас из Берлина.

– О… Так вы совсем свежий гость, – сказал Щелгачев. – Ну, как там в столице Совдепии?

– Подожди, Всеволод, – сказал Артамонов. – Такого гостя надо принять, как водилось у нас в прежнее время на Руси. Пожалуйте в столовую, я распорядился. Ничего особенного, знаете, как мы здесь живем, по-походному.

– Не откажусь.

Щелгачев и Артамонов переглянулись, и все трое перешли в столовую. Стол был накрыт не по-походному. Гостю налили большую рюмку. Чокнулись. Выпили по одной, по другой. Закусили ревельскими кильками.

Щелгачев спросил:

– Вы служили на военной службе, я полагаю? Или пошли по штатской?

– Я поручик. Служил в эту войну в запасном батальоне Самогитского гренадерского полка.

– По этому случаю надо выпить. Армейские, кстати сказать, перепивали нас, гвардейцев. – И Артамонов снова налил гостю.

– Я, должен признаться, выпущен был из Александровского училища в шестнадцатом году, в запасной батальон. Так что в германскую почти не пришлось воевать. Гонял запасных бородачей на плацу. Но зато в Гражданскую повоевал. – И гость осушил рюмку.

Как-то незаметно перешли к воспоминаниям о походах, о марковской дивизии, о начальнике дивизии Блейше, которого доконала не пуля, а тифозная вошь, вспомнили Ростов-на-Дону, Харьков, Киев.

Веко у гостя дергалось, и, видимо, не от вина.

– Это у меня память о контузии под Синельниковой… А в Киеве хорошо пожили. Зимой, в девятнадцатом. Была одна рыженькая из шантана, Зиночка…

– Эге, этак, если перебирать рыженьких да черненьких, мы, пожалуй, с вами, поручик, окажемся свояками… – смеялся Артамонов.

– В общем, пили, ели – веселились, посчитали – прослезились, – мрачно сказал Щелгачев. – А все-таки почему мы не дошли до Москвы?

– Антанта не поддержала, сволочь! – сказал гость.

– Немцев надо было, немцев…

– Видал я их на Украине, тоже, знаете ли, драпали от красных нах фатерланд. Что теперь говорить, надо было делать по-другому, по-умному.

Артамонов и Щелгачев переглянулись.

– А вот вы скажите, поручик, как же вы после всего докатились до «совслужа»? Интересно все-таки…